Еще один поцелуй, и я поняла, что прав был мой учитель физкультуры. Резко останавливаться нельзя… Это очень-очень вредно… Для сердца…
Глава двадцать первая. Суженый, на голову контуженый…
В эту ночь сон был – третьим, а, следовательно, лишним. За открытым окном невидимый художник нарисовал алым мазком рассвет. Сначала он смутился, что слишком ярко и рано, поэтому прикрыл его темными тучами, случайно опрокинув стакан с водой. Стакан с грохотом раскатился по предутреннему небу, поливая сонную землю свежим шелестящим дождем.
Сон деликатно заглянул к нам, увидел, что мы немного заняты, смутился, развернулся и пошел прочь. Он отправился донимать водителей, которые сейчас за рулем, работников ночных смен, заскочив по пути к соням, у которых только что прозвенел будильник. Он поприветствовал всех сладкой, протяжной и заразительной зевотой, напоминая о том, что нужно ложиться спать пораньше.
– Душа моя… – прошептал Иери, не отрывая губ от моих. – Душа… Моя…
Некоторые чудовища очень и очень опасны. Для сердца. И если вы дали себя поцеловать, то больше нет ни надежды, ни одежды, ни тонкой грани между «беречься» и «беречь».
Сон снова заглянул, осторожно прокрадываясь в комнату. Он принес в подарок полуявь, в которой сразу нельзя осознать, где начинаются волшебные грезы, и заканчивается поцелуй; в которой мечты и реальность расплываются в сонных и счастливых глазах, а призрачные следы каждого прикосновения вызывают озноб. Я бы сравнила свою прошлую жизнь пресным диетическим хлебцем со вкусом картонной коробки. А с чем тогда сравнивать эту? Не знаю…
На груди, к которой меня прижимают, возле взволнованного сердца, которое стало для меня самым лучшим подарком на свете, спрятался короткий, шелковистый рубец. Он меня волнует, тревожит, вызывая желание его поцеловать и растворить в нежности. Каждый раз, проводя по нему пальцами, я заклинаю его исчезнуть. Наверное, в полумраке и в полусне мне кажется, что он действительно стал меньше…
– Так близко к сердцу… – шептала я, отрываясь губами от белого рубца. – Еще немножечко и … Это, наверное, так больно… Как же это больно…
Я не хочу думать о том, что в одном теле живут две души, и этот шрам, возможно, получил принц, а не чудовище. Если быть откровенной, то душа принца интересует меня не больше, чем кошка, сидящая на тумбочке и наблюдающая за хозяевами в пикантный момент. Она мне интересна ровно настолько, насколько может быть интересен паучок, ползущий между раковиной и унитазом по своим паучьим делам. Я воспринимаю его, как случайного прохожего, в момент ожидания дорогого человека. Зацепила взглядом, увидела что-то знакомое, поняла, что ошиблась и отпустила.
Подушка показалась мне раскаленной пустыней, растрепанные волосы липли к лицу, сердце растекалось по венам, стуча в горле, в висках, в запястьях. И только холодный, как кубик льда поцелуй, тающий на моем лбу, заставил свернуться в клубочек и немного вздремнуть. Меня укрыли, обняли, спрятали. Все мои тревоги, переживания, страхи не прошли фейс-контроль и были отогнаны чужой рукой, перебирающей мои спутанные и мокрые от пота волосы. Я спряталась в домике, меня нет, абонент – не абонент.