Принц и пилигрим

В безопасности своей могилы. Веревку он все-таки унес. Наверно, испугался, как бы дух колдуна не выбрался за ним следом и не пустился в погоню. В пробитое им отверстие мне виден был клочковатый лоскут неба, и на нем, далекая, чистая и равнодушная, лучилась одна звезда. Внутрь щедро проникал свежий ночной воздух, а с ним холодный, неопровержимый запах близкого рассвета. Наверху над скалой запел первый дрозд.

Мой бог ответил мне. Я еще раз вдохнул свежего, ароматного воздуха и услышал мелодичную птичью песнь. Но жизнь по-прежнему осталась для меня недоступна.

Я возвратился к себе в пещеру и как ни в чем не бывало приступил к заботам очередного дня.

За этим днем последовал второй, за ним третий. На третий день, поев и отдохнув, посидев над своими записями и приведя себя по возможности в спокойное расположение духа, я пошел осмотреть пещеру-шахту. Злосчастный могильный вор подарил мне новую тень надежды: куча камней внизу под отверстием выросла не меньше чем на три фута, и, хотя веревку, на которой он спустился, он, убегая, захватил с собой, на дне пещеры, свернутый широкими кольцами, валялся какой-то шнур. Впрочем, надежды мои, едва возродившись, тут же и рухнули: шнур оказался гнилой, да и короткий, всего четыре или пять локтей. Должно быть, он предназначался для того, чтобы перевязать награбленное: даже с одним подсвечником в руке вор не сумел бы лезть по веревке вверх, поэтому, должно быть, собирался связать все в одну охапку, прикрепить к веревке и потом вытянуть из расселины. Найденный шнур, даже будь он достаточной длины, чтобы забросить его наверх и зацепить петлей за какой-нибудь выступ, все равно не выдержал бы моего веса. К тому же, еще раз задрав голову и пристально осмотрев неровные, мокрые стены шахты, я не увидел ни одного мало-мальски надежного упора. Возможно, что молодой мужчина или ловкий подросток и сумел бы тут подняться, но я, хоть и обладал всегда немалой физической силой и выносливостью, все-таки не мог считаться атлетом, теперь же, в старости, после болезни и лишений, мне об этом нечего было и думать.

Еще одну услугу оказал мне могильный вор: если раньше, чтобы вылезти через шахту, мне понадобилось бы как-то взобраться наверх пещеры и разрыть себе лаз, что без лестницы и орудий было немыслимо, то теперь выход наружу был открыт. Оставалось только до него дотянуться. В моем распоряжении был кусок шнура — неужели я с его помощью не сооружу себе что-то вроде подмостей? А достигнув наклонной части шахты, не сумею из чего-нибудь связать для дальнейшего подъема некое подобие лестницы? Перед тем как замуровать устье пещеры, из нее вынесли почти всю утварь, но оставалась еще кровать, две-три табуретки и стол, бочонки и в углу — забытая массивная скамья. Если бы как-то разбить это все на доски, связать их кусками шнура или разодранного на полосы одеяла… А в качестве клиньев можно использовать черепки разбитых банок…

Весь тот день, а также и следующий я работал под «верхним светом», сооружая подмости и при этом вспоминая Треморина, главного строителя в свите моего отца и моего первого наставника в строительном деле. То-то бы он посмеялся, видя, как великий волшебник Мерлин, превзошедший своего учителя и поднявший Висячие Камни в Хороводе Великанов, ладит какое-то жалкое сооружение, которого постыдился бы простой подмастерье. Возьми-ка ты лучше вместо этого арфу, сказал бы он мне, и, подобно Орфею, поиграй перед обломками скамей и табуреток, покуда они сами не сложатся в подмости, как стены Трои. Именно так он в свое время ничтоже сумняшеся объяснял людям мой строительный подвиг — подъем огромных каменных глыб Хоровода Великанов.

К вечеру второго дня подмости были готовы. Получилось грубое сооружение девяти футов в высоту, прочно стоящее на куче камней под отверстием шахты. Сверху я приладил толстую доску от скамьи, которая выдержит, если на нее поставить лестницу. Теперь осталось, на глаз, еще надстроить всего только двадцать пять футов. Я трудился дотемна, потом зажег лампу и приготовил свой жалкий ужин. А затем, как ищет человек утешения в объятиях любимой, так я прижал к груди свою арфу и, не помышляя об Орфее или Трое, играл, покуда веки у меня не стали смыкаться и фальшивое созвучие не оповестило меня о том, что пора спать. Завтра будет новый день.

И кто бы догадался, что за день! Уставший от своих трудов, я крепко спал и, пробудившись позже обычного, увидел яркий луч и услышал, что кто-то зовет меня по имени.

Сначала я не пошевелился, думая, что все еще нахожусь во власти туманных сновидений, так часто дразнивших меня в пещере, но потом опомнился, ощутил боками жесткий каменный пол, на котором спал с тех пор, как сломал кровать, и снова услышал голос — он шел сверху, чуть дрожащий от волнения мужской голос, как-то до странности знакомо выговаривающий латинские слова.

— Милорд! Господин мой Мерлин! Ты здесь?

— Здесь! Иду!

Забыв о боли в суставах, я, как молодой, вскочил и бросился в пещеру с «верхним светом».