«В тот момент, когда дата моего отъезда была определена, меня почтил своим визитом Бомарше, которого я за всю свою жизнь видел только издали. Он впервые говорил со мною, и все для того, чтобы попросить меня об одной услуге. Я изо всех сил постараюсь сделать то, о чем он меня попросил, хотя и весьма сомневаюсь в успехе».
Великий французский драматург Пьер Огюстен Карон де Бомарше (1732–1799) вполне мог отнести к себе слова своего литературного героя Фигаро: «Я всё видел, всем занимался, всё испытал». Изобретатель-часовщик, учитель музыки у дочерей короля, журналист, предприниматель, Бомарше с определенного времени являлся также секретным агентом французского правительства для особых поручений
Знаменитый драматург и не менее знаменитый авантюрист являлся с 1774 года тайным агентом французского правительства, выполняя на международной арене его самые щекотливые поручения. Свое кредо он так сформулировал в письме к Людовику XVI: «Для всего того, что король захочет узнать быстро и только для себя, для всего того, что он захочет сделать тайно и срочно, я всегда к его услугам: моя голова, сердце, руки и язык готовы служить ему». О какой услуге мог попросить Бомарше отъезжающего в Россию Ромма? Уж не о той ли, что привела к появлению вышеупомянутого мемуара? Ответ на этот вопрос еще предстоит найти.
В отличие от двух вышеописанных тайных ипостасей Ромма, его миссия гувернера была открытой и общепризнанной. На протяжении последующих семи лет жизни социальный статус Ромма так и будет определяться в различного рода официальных документах – «Учитель графа Павла Строганова». Однако и с этим видом деятельности риомца связана своего рода историографическая легенда.
Мнение о французских учителях, воспитывавших дворянских недорослей в России XVIII века, в целом было не слишком высоким ни у современников, ни у историков. Сетования на низкий уровень подготовки приезжавших из Западной Европы, и прежде всего из Франции, гувернеров были во второй половине XVIII века едва ли не общим местом. В императорском Указе от 12 января 1755 года об учреждении Московского университета, в частности, говорилось: «в Москве у помещиков находится на дорогом содержании великое число учителей, большая часть которых не только наукам обучать не могут, но и сами к тому никаких начал не имеют; многие, не сыскавши хороших учителей, принимают к себе людей, которые лакеями, парикмахерами и иными подобными ремеслами всю свою жизнь препровождали». О том же писали в XVIII – начале XIX века и русские литераторы, представившие в своих произведениях колоритный ряд иноземных проходимцев, подвизавшихся в России на ниве обучения дворянских детей. Портреты фонвизинского Вральмана, пушкинского Бопре и других подобных им персонажей оказались настолько выразительны, что позднее именно по ним историки стали судить о феномене иностранного гувернерства вообще.
Хотя представление о низкой профессиональной квалификации французских наставников русских недорослей и получило в нашей научной литературе довольно широкое распространение, историки признавали, что имели место и отрадные исключения из этого общего правила. Так, В.О. Ключевский, ведя речь о гувернерах времен Екатерины II, отмечал, что «некоторые из них, стоя на высоте своего призвания, знакомы были с последними словами тогдашней французской литературы и даже принадлежали к крайнему течению тогдашнего политического движения». Среди таковых он в первую очередь называл Жильбера Ромма. С тем что миссию Ромма в России, в отличие от деятельности большинства иностранных учителей, действительно можно считать просветительской, соглашались позднее и другие отечественные исследователи, например, Ю.М. Лотман в известном труде «Беседы о русской культуре».
Однако это мнение носило скорее априорный характер, нежели опиралось на какие-либо конкретные факты, поскольку, как отмечалось выше, российский период жизни Ромма освещен в историографии достаточно слабо. Похоже, авторы, высоко отзывавшиеся о его просветительских усилиях, исходили из предположения, что человек, позднее возглавивший в Конвенте Комитет общественного образования и обладавший достаточно широкой эрудицией, чтобы участвовать в создании революционного календаря, просто по определению не мог не быть замечательным учителем для своего единственного ученика. Да и то, что этот ученик добился в дальнейшем заметных успехов на общественном поприще, хотя и косвенно, но тоже свидетельствовало в пользу гувернера, готовившего его к взрослой жизни. Тем интересней обратиться к документам, чтобы подробнее узнать о педагогической деятельности столь необычного наставника.