Ее быстрое прикосновение было мимолетным, и когда ее пальцы соскользнули с моих, я сразу почувствовал пустоту и холод.
– Моя сестра умерла, – прошептал я. Я и сам не понимал, зачем говорю это – тем более что она наверняка уже знала об этом. Но почему-то я чувствовал потребность сказать. – И я не смог это остановить.
– Я знаю. – Ее голос был нежным, теплым и грустным: в нем было все то, что я так хотел найти в своей семье, но больше уже не пытался искать. – Бенволио, мне очень жаль. Моего юного кузена тоже казнили за ее убийство. Тибальт был его кумиром, а мальчик стал его послушным последователем. Дети убивают детей, просто так, из пустой и беспричинной ненависти.
Я слышал муку в ее голосе – и чувствовал то же самое. Почему же только мы двое единственные из всех видели бессмысленность происходящего?
Я прочистил горло, сглотнув внезапно появившийся комок, и прошептал:
– Зачем вы меня позвали?
Темный капюшон чуть повернулся в мою сторону, приоткрыв бледную щеку и прекрасный темный глаз.
– Чтобы сказать вам, что в этом есть что-то неестественное, – проговорила она.
– Ненависть – это абсолютно естественная вещь для мужчин.
– Нет, – продолжила она. – Не ненависть. Происходит нечто ужасное, и я уверена, что это ненависть, которая притворяется любовью. Джульетта всегда была тихой, послушной девочкой, она не жаловалась на судьбу и всегда делала так, как говорили ей родители. Она не возражала против брака с графом Парисом, когда ее отец впервые заговорил об этом несколько месяцев назад, и она казалась довольной своей удачей – тем, что она выйдет за такого прекрасного и достойного человека, как он.
– А потом она полюбила Ромео.
– Это НЕ любовь, – ответила Розалина, и в ее голосе было что-то столь мрачное и темное, что я почувствовал трепет в груди. – Она едва знала вашего кузена – и все-таки отказалась ради него от всего: от своего наследства, от своей
Мне оставалось только согласиться: я и хотел бы думать, что чувство моего кузена к ней восхитительно и достойно, но на самом деле я не мог не понимать, что оно мучает его столь же сильно, сколь и доставляет удовольствия.
– Это не любовь, это что-то другое, – продолжала Розалина. – Если бы это не звучало слишком безумно и напыщенно, я бы сказала, что во всем этом чувствуется какое-то темное колдовство. Черная магия.
Мне вдруг показалось, что в соборе наступила абсолютная тишина – ни единого звука, даже звенящее пение ребенка исчезло, я слышал только, как стучит кровь у меня в ушах. Меркуцио говорил об этом перед самой смертью… и ведьма – она тоже толковала о каком-то проклятье. «Любовь – это проклятье, Бен, любовь – это проклятье. Ты понимаешь?» Он так ждал, что я пойму его, – а я не понял, хотя думал, что понимаю.
– Меркуцио… – пробормотал я и резко вскочил. Розалина испуганно охнула и рукой сделала мне знак успокоиться. Я принял снова подобающую позу, сложив пальцы вместе.
– Меркуцио пытался предупредить нас. «Проклятие на оба ваши дома» – так он сказал.
– То есть на Монтекки и Капулетти сразу, – уточнила она.
Пришло время признаний: теперь это не могло повредить моей сестре, которая должна была ныне предстать перед иным, высшим судом.
– Вы знаете, что он считал вас виновницей смерти своего друга?
– Я знаю, но я здесь совершенно ни при чем. Конечно, я знала о них. Но никому ничего не говорила. – Ее голос упал до шепота, и мне пришлось приблизиться, чтобы расслышать: – Это ваша сестра. Я не хотела, чтобы вы узнали, что это сделала она – просто из злого умысла. Мне не хотелось, чтобы вы думали о ней плохо.
– Я давно знаю, – ответил я. – Она сама мне сказала. И еще она хвасталась мне, что специально сделала так, чтобы все думали на вас.
Мне пришлось снова сглотнуть – дурацкий ком так и стоял поперек горла.
Розалина слегка покачала головой, хотя я затруднился бы сказать, был ли это жест несогласия или печали.
– Она была совсем ребенком, – сказала она. – А детям свойственны беспечность и жестокость.
Веронику можно было назвать по-разному, но беспечной она точно не была. Но у меня не было сейчас желания спорить.
– Как это может нам помочь?
Розалина на мгновенье задумалась, а потом снова зашептала:
– Если кто-то наложил проклятие на виновную сторону, но при этом думал, что виновны Капулетти, а на самом деле виновны были Монтекки…
– …Значит, проклятие пало на оба дома, – подхватил я. – О боже, Меркуцио…
Он пытался предупредить меня. Находясь при смерти, он понял, что ошибался, и пытался признаться мне во всем – а я не понял.
– Но для того, чтобы наложить проклятие, нужно немножко больше, чем просто ненависть. Нужно…