Принц воров

Еще через двадцать минут из темноты раздался тонкий свист, очень похожий на утренний посвист синицы.

— Я пойду посмотрю, вы останетесь здесь, — велел Корсак Червонцу и Крюку. Червонец, в отличие от Крюка, не послушался его.

— Я пойду с тобой!

К месту вызова, как и было оговорено, подошли по одному из представителей каждой группы. Исключением оказался Червонец. Впрочем, он имел на это исключение полное право, поскольку был здесь главным.

— Вот, — сказал тот самый, весельчак.

«Пани Стефановская Софья Зигмундовна», — прочитал Корсак на входе в большой каменный склеп, с которого уже давно был сорван замок, а двери не болтались только оттого, что петли на них намертво проржавели. Дернув подбородком, Слава только вздохнул, Червонец же оказался менее снисходительным.

— Ты че, идиот, в натуре? — обратился он к весельчаку. — Тут что написано? Пани! Софья! Пан, Карамболь, это когда есть яйца! У пани яиц не бывает, а если и бывает, то это не пани, а пан! Но об этом обязательно сообщат — «пан»!

— У нас, на Черниговщине, — сообщил другой бандит, — мерило другое. У нас как в Польше — у кого больше, тот и пан.

Разошлись.

Но через пять минут вынуждены были собраться снова, уже по свисту с северной стороны. Корсак с Червонцем прибыли первыми, и Слава, прочитав на надгробии склепа длинную надпись, снова вздохнул и опять посмотрел на луну.

— Вот, — сказал очередной поисковик, — пан Стефановский.

— Верно, — радостно выдохнул Червонец, но через секунду взорвался, грозя поднять на ноги все кладбище:

— Баран! Идиота кусок! Тебе что, лень до конца прочитать?! «Пан Стефановский… похоронил здесь свою жену… Марию-Анну»!..

Разошлись.

И более не собирались до шести часов. Туман стал путать искателям все карты, как вдруг не кто-то, а сам Червонец, указывая на почти потонувший в мутном одеяле тумана склеп, прошептал:

— Вот она… Надеюсь, Тадеуш Домбровский не имел привычки шутить в трудный час…

Звать никого, понятное дело, Червонец не стал. После того как под стволом «ППШ» хрустнул проржавевший замок (сбивать прикладом не стал — зачем лишние звуки?) и вход в склеп стал доступен, стало ясно, что Святой в трудные для него минуты шутить не любил…

Несколько десятков свернутых в трубочку и упакованных в тубусы картин… Развернув несколько из них, Слава почувствовал приступы непонятной тоски по прошлому. Когда-то давно, а быть может, и совсем недавно — не исключено, что от усталости разведчику стали досаждать приступы дежавю, — он видел эти картины или слышал о них…

…Нимфа, похищаемая кентавром… Сатир, играющий на арфе под ногами Немезиды… Апостол Иоанн, склонившийся над Писанием с задумчивым лицом…

Тряхнув головой, Слава стал осматривать остальное, что с дрожью в руках перебирали Червонец и его подельники.

Золотые и серебряные браслеты времен Возрождения… Перстни с неограненными сапфирами, алмазами, изумрудами… Ожерелья, колье, диадемы со множеством бриллиантовых вкраплений… Золотые чаши, высокие серебряные кубки с портретами Фридриха и Бисмарка…

Дрезденская галерея!

Дежа-вю больше нет. Память работает исправно, как куранты на Спасской башне Кремля! Сейчас, рассмотрев как следует бесценные сокровища Святого, замурованные им в склепе заброшенного кладбища, Ярослав Корсак мог с уверенностью сказать, что список этих экспонатов, бывших ранее достоянием крупнейшего в Европе музея, раритетов, которые сейчас трогали обагренными кровью руками бандиты Тадеуша Домбровского, он читал, находясь с миссией внешней разведки в Дрезденской галерее!

Это о них говорил в свой предсмертный час майор, командир комендантской роты, не выдержавший испытания тела и духа! Майор назвал только имя генерала Пускарева. Это в его руки попадали раритеты сразу после того, как исчезали из музея. Больше майор ничего не знал и сказать не мог при всем своем желании. Криминальные цепи, устанавливаемые таким образом, имеют одну особенность. Всех участников преступления знает только организатор. В данном случае это — Антонов. Но все, кто находился между ним и Дрезденской галереей, знали в лицо только того, от кого принимали, и того, кому передавали. Майор назвал Пускарева. Пускарев назвал имя того, кто помогал оформлять документы на вывоз под видом дипломатической почты — сотрудника посольства СССР в Восточной Германии. И тут случился разрыв. Разведчики, работавшие с Пускаревым, взяли по его наводке атташе, не понимая, что это всего лишь параллельная связь, не имеющая продолжения. Пока работник посольства кричал от боли, пытаясь доказать, что он ничего не знает, Пускарев благополучно отдал концы в Лефортово — перестарались тыловики-разведчики в столице, и генерал повесился в камере. Имя того, кто находился между Пускаревым и Антоновым, а также местонахождение раритетов так и не было установлено. Цепь оборвалась. Это значит, что был отрезан доступ к Антонову и лицу, работавшему с ним в непосредственном контакте.

И сейчас Слава знал наверняка, кто скрывался в Ленинграде под весьма нередкой фамилией Антонов. Им был его покойный отец Тадеуш Домбровский, бандит Святой, убийца и грабитель.