— Не переживай. Я не могу тебя осуждать. Меня не касается то, что ты делаешь за дверью своей или чужой спальни, и с кем. Единственное, что ты должна понять для себя — это поступать так, чтобы не страдала твоя честь и быть благоразумной. Неглупой, невзбалмошной маленькой девочкой. Всегда думай о последствиях.
Я вздохнула. Ведь именно так я себя и вела — глупо и взбалмошно. Но если это черта моего характера, что же теперь поделать?
— Теперь же, если ты готова, выпей зелье. Не забудь о Викторе.
Я стояла, глядя на пузырек в руках. Потом вспомнила о платье. И тут у меня в голове кое-что прояснилось.
— У меня ведь есть время до полуночи, так? Раз Леушу не нравятся мужчины, и он знает о том, что я на самом деле женщина, ему захочется, чтобы я побыстрее вернула свой прежний облик… И не просто так, в моем шкафу висит не костюм, а платье…
Я взглянула на Кэйко. Мне стало неприятно и тяжело на душе.
— Он ведь уже все знает про зелье, да? Поэтому ты говоришь мне его выпить сейчас. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж уже женщиной. Мама, зачем ты с ним заодно? Он ведь унизил тебя, заперев в твоей комнате… Я-то думала, что ты, наконец, за меня.
Кэйко поднялась.
— Я счастлива, что у меня такая умная дочь, если бы все было иначе, я бы сомневалась в том, что ты мое дитя. Но ты неправа, говоря о том, что я с Леушем заодно. Я забочусь лишь о том, чтобы с тобой было все хорошо. Я стараюсь уберечь тебя. Потеряв однажды… Я не хочу потерять свое дитя вновь.
— Ближе к делу, — холодно проговорила я, из-за чего увидела секундную боль, отразившуюся на лице матери.
— Я тебе уже говорила о том, что Леуш почти все свои дела решает шантажом. Он сказал, что если я не уговорю тебя принять зелье и выйти замуж в платье… Он убьет Селину или Линдо.
— Что ж, мне это что-то напоминает… Ну, — вздохнула я, — ты можешь не беспокоиться ни о чем. Я выпью зелье, и никто не пострадает.
«Извини, мама. Я всегда могу тебе сказать то, что ты хочешь услышать, но не сделать».
Я сунула пузырек и бумажку в карман. Потом взяла ее руки и прикоснулась к ним губами, выражая свое уважение. Когда я снова смотрела на нее, Кэйко сказала:
— Я не буду заставлять тебя делать это прямо сейчас, виктория. Я доверяю тебе. Надеюсь, все, что я говорила тебе прежде, отложилось у тебя в голове.
— Не волнуйся. Выпью после того, как надену платье.
Мы еще некоторое время смотрели друг на друга, а потом Кэйко направилась к дверям, оглядываясь на меня. Я продолжала ей улыбаться, сунув руки в карманы до тех пор, пока мама не скрылась за дверью. Краем глаза я увидела охранников. Кэйко говорила правду. Возможно, я просто не понимаю, как ей сложно вращаться во всей этой двоедушной среде, сохраняя лицо. Дверь захлопнулась, и улыбка сползла с моих губ, сменившись злорадным блеском в глазах (видела я такой иногда, глядя в зеркало).
«Пусть Кэйко думает, что я ее послушаю. Ей незачем волноваться»
— А ты, Леуш, хитрый остроухий демон, если думаешь, что меня можно взять шантажом, ошибаешься! Сюрприз тебе устрою, сладенький! — с этими словами я распахнула дверцы шкафа и выволокла оттуда с не самой доброй улыбкой свадебное платье.
Начнем, пожалуй!
Глава тридцать первая. Знаменательный день
Итак! Я не выпила зелье и не вернула себе прежний облик, выйдя в платье надетым на мужское тело. Снизу на мне были надеты одни только кальсоны. Лицо было накрыто черной фатой, поэтому никто не мог узнать, что я собираюсь выйти замуж в облике юноши. Да, именно в таком виде я и предстану перед Леушем, и пускай попробует меня поцеловать при всех, ха-ха!
Коридор был совершенно пуст. За мной пришла стража. Сегодня их темно-серая униформа была черной по случаю торжества. Внутренняя стража не носила доспехов, в отличие от тех остроухих, что охраняли замок и двор, и стояли у входных дверей. Видимо, это они и должны меня проводить туда, где проводилась свадьба. Моя свадьба. Господи Иисусе, я правда выхожу замуж за нелюбимого, к тому же в черном платье и мужском облике! Такое чувство, что небо смеется надо мной. Я вздохнула и направилась за остроухими по коридору.