Принцип вмешательства

Глеб посмотрел в указанном Инари направлении и не заметил никаких особых отличий от любого другого, произвольно выбранного. Разве что небольшой уклон местности ощущался, да деревья росли чуть пореже, а местами и вовсе расступались, оставляя для обзора приличный кус неба. Абсолютно чужого, неуютного неба, по которому, то и дело образовывая странные воронковидные завихрения, катились низкие тяжелые тучи с расцветкой, варьирующей от свинцово-серой до почти черной. В изредка возникающих прорывах проблескивало что-то багровое. Молнии? Закат? Правда, в только что покинутом Кимовске было утро, но, как подсказывало Глебу шестое чувство, возможно, сохранившееся еще от деда Антипа, невесть за что полюбившего это жутковатое место, для Черного Леса время иных миров не было указом.

— А все-таки интересно, — начал размышлять «гладиаторец» вслух, пока они с ведьмачкой пробирались по склону небольшого распадка, — зачем им понадобилось охрану у Двери оставлять что с одной, что с другой стороны? Неужели и в самом деле боялись, что за ними кто-нибудь полезет?

— Вряд ли, — отозвалась Инари. — Во всяком случае, тот, который по эту сторону находится, не Дверь сторожит. Или Дверь, но не тех, кто через нее пройти должен. Ты же сам видел — его скорее окрестности интересовали, потому нас и прозевал. А зачем вообще оставили… ну, не знаю. Может, боятся, что не найдут потом? Хотя что тут искать? Как они ходят — там все следы, словно на ладони, ночью и то не заблудишься.

Некоторое время они шли молча, а Глеб все чаще поглядывал вверх, а не под ноги. Плотный облачный покров над головами путников жил своей собственной жутковатой жизнью — кипел, бурлил, закручивал водовороты, затягивающие того, кто рискнет подольше задержать на них взгляд, в такие неведомые глубины, что от одного их осознания становится не по себе.

— А что здесь с небом? — как бы невзначай задал парень беспокоящий его вопрос. — От одного вида мороз по коже.

— Какое небо? — удивилась ведьмачка. — Это ж хмарь одна, сквозь нее ничего и не видно толком. Ветер сейчас с запада, он обычно ясную погоду приносит. Если мы тут задержимся настолько, чтобы тучи успели разойтись, посмотришь. Тогда и удивляться будешь.

— То есть, хочешь сказать, что там еще похуже зрелище будет?

— Обыкновенное зрелище. Небо как небо, только красное, хотя именно это поначалу почему-то всех беспокоит.

— Красное? — засомневался «гладиаторец». — Да ладно. Разве так бывает?

— Бывает, и еще как. Я вот первые восемь лет жизни, помнится, наоборот не верила, когда отец говорил, что небо может быть синим. А оказалось, вполне может.

— Так ты раньше здесь жила?

— Жила и до сих пор время от времени забредаю. А что в этом удивительного? Все где-то живут. Более или менее долго.

Инари пригнулась, пристально вглядываясь в жесткую и колючую, как сено, траву, и уже приглушенно забормотала:

— А ведь они здесь были. Натоптано — словно табун лошадей к водопою ломился. Интересно, далеко ли смогли уйти?

— Что-то ты дюже пессимистично настроена, — заметил «гладиаторец».

Ведьмачка посмотрела на него так, словно он сморозил великую глупость.

— Это Черный Лес, — сказала она так, будто разъясняла некую прописную истину. — Здесь могильный туман повсюду, причем такой, какого в том, вашем, мире в самой глухой и насквозь прогнившей чащобе не всегда встретишь. Зверей тут тоже хватает, в том числе таких, которых без кровавика сразу и не заметишь. Что имели при себе люди, когда шли через Дверь?

— Много чего, — уклончиво ответил Глеб, зондируя почву в попытке определить, что именно желает от него услышать Инари. — Штаны, рубахи, ботинки, кучу железа…

— Да ты что, правда? Ни за что бы не догадалась. Хорошо, тогда ставлю вопрос по-другому: что люди при себе имели из оружия, когда проходили через Дверь?

— Автоматы, — вспомнил «гладиаторец». — Хотя, с учетом могильного тумана, их смело можно переименовывать в железные дубинки. И еще, кажется, я пару топоров у кого-то на поясе видел. Топоры в бою… мда… Интересно, они ими пользоваться-то умеют?

— Скоро выясним, — пообещала ведьмачка, к чему-то настороженно прислушиваясь. «Гладиаторец» последовал ее примеру, и постепенно слух вычленил из симфонии лесных звуков тонкую ниточку доносящегося издалека воя.

— Хоулеры? — шепотом спросил парень, заранее готовясь к неприятностям.

— Нет. Дуорги. Неужели не слышишь разницу? Голоса не такие хриплые и, как будто, стонущие. Их за это еще духами Черного Леса называют.

— А дуорги это как? Лучше или хуже хоулеров?

— Если количество равное, то разницы почти никакой. Разве что в обличье, но для тебя, скажем, есть какая-нибудь разница, будет ли зверье, с которым ты схлестнешься, о двух или о четырех конечностях?

— Конечно есть, — твердо сказал «гладиаторец». — В нашем ведьмацком деле все должно быть эстетично. В том числе шкура зверя непременно должна подходить по цвету к одежде ведьмака, а длина лап соотноситься с длиной клинка используемого оружия в пропорции один к полутора.

Инари засмеялась, как ни странно, вполне искренне.