Принуждение к любви

Господи, чего она может добиваться? Эта неглупая и решительная хищница? Она уже отошла от того первого ужаса, который накатил на нее, когда пропал Веригин, очухалась от второго приступа, когда узнала о его смерти, и теперь ее мучает третий страх - что пришла ее очередь. И своим злым и пронырливым умом она решила, что самое правильное - пустить гончих псов за другим зайцем. А на роль этого подставного зайца она, похоже, выбрала меня. И для того трубит на каждом углу, что я занимаюсь самостоятельным расследованием и представляю для них главную опасность… Что ж, неглупо. Но я-то тут при чем?

Я не был на нее в обиде. Эта девушка прошла хорошую школу и не она решала, что в ней преподают. Да и предметы ей выбирать приходилось не самой. Просто свой выбор я хотел сделать самостоятельно. Не надо меня науськивать.

Потушив сигарету, Кошкарева принялась за дыню. Она вкушала ее не торопясь, как-то со знанием дела, в ней чувствовался человек южный, понимающий толк во фруктах.

Вдруг я опять подумал, а что, если сейчас предложу ей куда-нибудь закатиться со всеми вытекающими из этого последствиями, она, скорее всего, согласится. Что же мы за люди такие! Прошло всего ничего после смерти моего друга, а я уже думаю, что можно было бы вполне развлечься с его любовницей, которая, судя по всему, не имеет ничего против…

А впрочем, люди как люди. Далеко не самые никудышные на этой развеселой ярмарке тщеславия, именуемой жизнью.

И тут, в самый нужный момент, разумеется, появилась Разумовская.

- Не помешаю? - осведомилась она, усаживаясь на диване рядом со мной.

А Кошкарева вдруг сказала:

- Здравствуйте, Анна Юрьевна.

- Добрый вечер, Арина, - спокойно ответила Анетта.

Я с изумлением, ничего не соображая, уставился на них. Оказывается, и они знакомы. Ничего себе дела!

Кошкарева встала.

- Простите, но мне придется вас покинуть, - торжественно известила нас она. - Я назначила тут встречу нескольким людям, пойду их искать.

Она направилась к выходу, а мы с Разумовской проводили ее глазами. Потом посмотрели друг на друга, и Анетта насмешливо показала мне язык.

- Что-то я узнаю про тебя слишком много нового в последнее время, - сказал я, качая головой. - С кем ни встречусь, все тебя знают.

- Тебя это беспокоит? - обворожительно улыбнулась она.

- Тревожит, - уточнил я. - Какие-то сомнения начинают одолевать, подозрения, нехорошие предчувствия…

- А может, все просто, мальчуган? - уставилась она на меня бесстыжими глазами. А потом, придвинувшись всем телом, страстно прошептала: - Желаю славы я, чтоб именем моим твой слух был поражен всечасно!.. Чтоб громкою молвою все, все вокруг тебя звучало обо мне…

- Свежо предание! - отбился я в том же духе.

- Эх ты, - притворно огорчилась Анетта. - А я так старалась! Но расскажи-ка ты мне лучше, чего хотела от тебя эта хищная особа?

- А ты ее, кстати, откуда знаешь?

- Она выполняла какие-то поручения от нашей конторы и очень рвалась познакомиться со мной. Ну и познакомились.

- А ты знаешь…

- Знаю.

- Что ты знаешь? - раздражаясь, спросил я. Откуда она могла знать то, что только что узнал я?

- Знаю, что она была любовницей твоего друга.

Вот так вот! Я даже не нашелся, что сказать.

Разумовская на секунду коснулась моей щеки прохладными пальцами. Такой ободряющий, материнский жест.

- Поехали отсюда, мальчуган. Что-то тут стало слишком шумно.

В зальчике с фруктами действительно уже стоял дым коромыслом. Ребята, сообразив, что к чему, натаскали сюда из большого зала выпивки, и пьянка здесь уже шла настоящая.

- И куда ж нам плыть? - спросил ее я. - В другой кабак?

- Домой, мальчуган, поехали-ка домой, - засмеялась Анетта. - Притомилась я что-то.

- Домой - это куда же?

- Ко мне домой. Я нынче одна, мы с тобой будем вдвоем, и никто нам не помешает…

Мы всегда как-то легко и просто говорили о ее семье - муже и сыне. Она при этом не испытывала никакой неловкости, я - никакой ревности. Как-то так устроилось, что они нам не мешали, да и мы старались доставлять им минимум неудобств. Кстати, однажды я вдруг услышал, что она и своего сына называет «мальчуган». Вот такая она, моя Анетта.

Глава 23

Наибольшее благоприятствование

[23]

Дома она, разумеется, по-американски сразу отправилась в ванную - смывать тяготы и грехи прошедшего дня. А я устроился на кухне.

Раньше несколько раз я бывал тут, даже ночевал, но никуда, кроме ванной, кухни и гостиной, не заходил, потому что чувствовал себя все-таки неловко, будто тать в ночи.

Я уже заваривал любимый «Earl Grey» Анетты, когда на мой мобильник позвонил Сережа Прядко.

- Валь, ты там как? Новости есть?

- Какие? - удивился я.

- Какие-какие! По делу этого твоего дружка…

- Ты меня об этом спрашиваешь?

- А кого мне еще об этом спрашивать? Ты знаешь, что тут у нас творится?

- Догадываюсь. Очередной сумасшедший дом.

- Вот именно! Наверху что-то переигралось, понимаешь? То мне говорили: давай бросай оперов на другие дела, да поскорее… А теперь вдруг требуют, чтобы они поработали еще, тщательно изучили все обстоятельства, особенно подозрительные… Ну, это не по телефону.

- А что случилось-то?