Приобретут весь мир

Она подумала, это то, зачем он привел ее сюда, чтобы рассказать ей? У тонких людей есть преимущество в том, что они способны распознавать тонкость, когда они с ней встречаются, но они находятся в невыгодном положении, поскольку иногда они подозревают тонкость там, где её нет, или где, во всяком случае, она не работает. Она не хотела казаться любопытной по этому поводу, поэтому она спросила: «Что стало с этим имением?»

— Оно было выставлено на продажу и куплено кем-то, чье имя я не потрудился запомнить. В нашей стране происходят удивительные вещи. Есть много людей, которые обладают громадными состояниями и о которых никто никогда не слышал. Они появляются в самых неожиданных местах. У них есть пять, десять, двадцать, может быть, пятьдесят миллионов долларов, никто не знает, как они их получили, и часто они не хотят об этом рассказывать. Они совершенно обыденно выглядят и так же ведут себя, похоже, имеют самую отдаленную идею о том, что делать со своим богатством, они просто реинвестируют свой доход и позволяют ему расти дальше. Я помню, что где-то слышал о паре с сомнительной репутацией из Калифорнии, забредшей в кабинет президента какого-то университета, Йельского, или, может быть, это был Чикагский. Они сказали, что у них есть деньги, и думают, что было бы неплохо создать университет, если бы они могли найти кого-нибудь, кто бы рассказал им, с чего начать. Человек был с железной дороги, как он сказал, и его имя было Леланд Стэнфорд. В итоге он выложил двадцать миллионов долларов.

VI

Ланни снова поехал, отвернув от океана. Это был район роскошных особняков с бронзовыми воротами тонкой работы и высокими заборами с металлическими шипами, повернутыми наружу, или каменными стенами с битыми стеклом, зацементированным сверху. Иногда нельзя было увидеть дома с дороги. Но в одном случае увидеть было можно, и Ланни остановил машину и указал на сверх-элегантный особняк из коричневого камня с множеством фронтонов и чрезвычайно изысканными итальянскими садами. Он сказал: «Это был дом вашего очень дорогого друга».

«Вы, должно быть, шутите», — ответила она. — «У меня нет таких друзей».

«Это ваш подсознательный друг, Отто Кан», — усмехнулся он. — «Говорят, что это место стоило три миллиона, и было продано за четверть этой суммы».

«Должно быть, это разбило его сердце», — прокомментировала она, — «если он уже знает об этом!»

— Мы попробуем сеанс и скажем ему!

— Как странно думать об этом, Ланни! Предположим, он действительно существует и что он знает, что мы говорим о нем!

— Мы должны быть осторожны, потому что он был выдающимся человеком и привык к уважительному отношению. Он был обаятельным и вежливым, но он никогда не забывал, что был принцем крови, или я должен сказать, принцем кровных денег?

Они поехали дальше. Это был приятный способ провести день, и Ланни знал этот район наизусть, разъезжая здесь с Ирмой и ее чванливыми друзьями на ужины и танцы, теннис, гольф и вечеринки, гонки и яхтенные регаты. Это было местом отдыха и развлечений второго и третьего поколений спекулянтов с Уолл-стрита и магнатов универсальных магазинов, издателей газет, банкиров, помещиков, владельцев всякого крупного бизнеса, который обслуживал громадный мегаполис, или грабил его, смотря как на это глядеть. Ланни рассказывал смешные истории о событиях, которые он там видел, или о том, что слышал. Он не сомневался, что в течение нескольких месяцев он найдет атмосферу и мысленные образы спортивной компании Лонг-Айленда, изображенных в одном или нескольких журнальных рассказах. Он сказал ей, что публика всё это съест. Сумерки падали, когда они вернулись в громадный город. Мосты были освещены четырьмя линиями огней, а сам город был волшебным, феерическое зрелище можно сравнить только со звездами в небе. «Вы не представляете, как странно это выглядит после Лондона», — заметил он, — «после того, как нащупаешь свой путь в полной темноте, и зная, что рискуешь своей жизнью каждый раз, когда сходишь с тротуара».

«Мы можем увидеть то же самое здесь, пока эта война не закончится», — сказала Лорел; и в этом он согласился.

«История всегда очаровывала меня», — заявил философ любитель. — «Одна из причин заключается в том, что мы знаем все ответы, мы знаем вещи, которые были скрыты от людей того времени. Я часто думаю, как интересно было бы вернуть некоторых из них и позволить им увидеть, что произошло после них. Например, поставить партитуру Ein Heldenleben (Жизнь героя) Рихарда Штрауса перед Бетховеном и посмотреть на его выражение, пока он просмотрит её!»

«Или пусть он послушает один из наших свинговых оркестров», — предложила Лорел.

— Думаю, что он умрет снова.

VII