Приручение зверя. Новая Лолита

— Где мы? — Она отстегнула ремень безопасности и повернулась к нему.

— Берегись! — сказал Дэниел и прильнул к ее губам страстным поцелуем. Сара чуть не потеряла сознание — с такой силой он ее целовал. Ее голова вжалась в спинку сиденья, нос терся о его скулу. Он целовал ее всем лицом, но когда она попыталась притянуть к себе его тело, отстранился.

— Мне понравилось смотреть, как ты работаешь, — сказал он, задыхаясь. — У меня сорок минут стоял.

— У тебя встает, когда ты смотришь, как я убираю со столов?

— О да. Ты в этом обтягивающем платьице, в уродливых туфлях. И значок с именем, господи, боже ты мой! Никогда раньше так тебя не представлял. Девушка с именным значком.

Сара опустила глаза на белые туфли без каблуков. Он был прав: они были некрасивы, из-за них ее ноги казались еще худее и короче, чем на самом деле. Надо было ей переобуться.

Дэниел дернул ее за воротничок.

— Всегда был неравнодушен к таким платьям. Я лишился девственности с официанткой, ты это знаешь?

Сара прокашлялась.

— Нет, этого я не знала.

— Все парни лишились ее с ней; она была городской шалавой. Помню, как однажды оторвал от ее платья значок с именем... Паула. Не думаю, что вообще запомнил бы ее имя, если бы не значок

— Если ты пытаешься как-то оскорбить меня, то лучше скажи прямо. Мне ужасно скучно слушать эти стариковские откровения о том, каким нехорошим мальчиком ты был когда-то. — Сара откинулась на спинку сиденья и выглянула в окно.

— О боже, — сказал он самым теплым и ласковым голосом, который она когда-либо слышала. — Я обидел тебя, желая сказать комплимент.

Он здорово умел переключать свой голос. Это был один из приемов, с помощью которых он властвовал над ней. Переход от тепла к холоду, от ласки к гневу, от жестокости к доброте и обратно. Сара по своей природе отличалась ровным характером, и эта переменчивость дезориентировала ее, потому он так и вел себя: чтобы вывести из строя ее защиту. Как будто у нее вообще была защита, когда речь шла о нем.

— Я хотел сказать, — продолжал он, — что даже в этом уродском костюме, с растрепанными волосами и жирной кожей, даже когда ты выглядишь так, что хуже не бывает — а в этом нет сомнения, — ты все равно самая желанная женщина на свете.

Сара не отвернулась от окна. Она знала, что выглядит ужасно; и не то чтобы она напрашивалась на притворные комплименты, она просто не понимала, зачем ему надо вот так обдуманно ее обижать.

— О, моя Сара. — Его губы коснулись ее затылка, уха, челюсти. — «Ее глаза на звезды не похожи; нельзя уста кораллами назвать. Не белоснежна плеч открытых кожа, и черной проволокой вьется прядь».

Сара прижалась к нему, простив его сразу же и полностью. Сонеты Шекспира были фоновой музыкой всего их романа. В публичной пытке урока он читал их вслух, и казалось, что каждое слово написано им для нее. Его любимым сонетом был восемнадцатый: «Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше». Сейчас он казался старомодным и нарочитым, но, возможно, просто потому, что превратился в клише, вроде поздравительной открытки с нарциссами, зеленой травой и девушкой, прячущей лицо под широкополой белой шляпой. Когда Шекспир писал его, сонет был оригинален и полон искренности; таким же он был, когда Сара услышала его впервые. Когда он взглянул на нее через класс, и она почувствовала, как приливает кровь к щекам, пока он читает. «Он такой зануда. Хоть бы не заставлял нас проходить всю эту сентиментальную чепуху», — прошептала Джесс. Сара не могла вспомнить, что она ответила, но что бы это ни было, она сказала это слишком громко, и он перестал читать и взглянул на нее с упреком. «Вы чем-то хотите поделиться с классом, мисс Кларк?» Сара обиженно покачала головой. Мистер Карр оставил ее после уроков в тот день и прочел ей нотацию о том, что она мешает ему вести урок. Он сказал, что она не уважает его как учителя. А потом трахал ее, пока она читала сонет снова и снова. «Чтобы ты никогда не забыла», — сказал он.

— Что мне сделать, чтобы ты заговорила со мной опять?

— Я не знаю, хочу ли я с тобой разговаривать. Не знаю, что хочу с тобой сделать.

— Может быть, выпьем вместе в моей квартире.

Сара почувствовала, как слезы выступают на глазах.

— Да, хорошо.

Квартира Дэниела находилась на пятнадцатом этаже нового здания в Розхилле. Саре не хотелось смотреть ни на что, кроме Дэниела, но она принудила себя к вежливости и похвалила полированный деревянный пол, мраморную ванную и балкон, широкий, как терраса. Счастливый, как ребенок, он показал ей холодильник со встроенными ячейками для льда и книжные полки розового дерева, которые покрывали всю стену его гостиной. Как будто ему было восемнадцать, и он только начинал жить отдельно. Потом Сара поняла, что, наверное, он и правда впервые устроился отдельно, и ее охватили материнские чувства.

Она обняла его за талию и поцеловала в шею.

— Теперь-то мы можем пойти в постель?

Дэниел засмеялся.

— Нет, мы не можем пойти в постель, Сара. Мы ведь едва знаем друг друга.