Присяга простору

Вижу что-то...

Никак, пирамида!

«Эй, ты кто?»

«Я - Братская ГЭС».

«А, слыхала:

ты первая в мире

и по мощности,

и т.п.

Ты послушай меня,

пирамиду.

Кое-что расскажу я тебе.

Я, египетская пирамида,

как сестре, тебе душу открою.

Я дождями песка перемыта,

но еще не отмыта от крови.

Я бессмертна,

но в мыслях безверье,

и внутри все кричит и рыдает.

Проклинаю любое бессмертье,

если смерти -

его фундамент!

Помню я,

как рабы со стонами

волокли под плетями и палками,

поднатужась,

глыбу стотонную

по песку

на полозьях пальмовых.

Встала глыба...

Но в поисках выхода

им велели без всякой запинки

для полозьев ложбинки выкопать

и ложиться в эти ложбинки.

И ложились рабы в покорности

под полозья:

так бог захотел...

Сразу двинулась глыба по скользкости

их раздавливаемых тел.

Жрец являлся...

С ухмылкой пакостной

озирая рабов труды,

волосок, умащеньями пахнущий,

он выдергивал из бороды.

Самолично он плетью сек

и визжал:

«Переделывать, гниды!» -

если вдруг проходил волосок

между глыбами пирамиды.

И -

наискосок

в лоб или висок:

«Отдохнуть часок?

Хлеба хоть кусок?

Жрите песок!

Пейте сучий сок!

Чтоб - ни волосок!

Чтоб - ни волосок!»

А надсмотрщики жрали,

толстели

и плетьми свою песню свистели.

ПЕСНЯ НАДСМОТРЩИКОВ

Мы надсмотрщики,

мы -

твои ножки,

трон.

При виде нас

морщится

брезгливо

фараон.

А что он без нас?

Без наших глаз?

Без наших глоток?

Без наших плеток?

Плетка -

лекарство,

хотя она не мед.

Основа государства -

надсмотр,

надсмотр.

Народ без назидания

работать бы не смог.

Основа созидания -

надсмотр,

надсмотр.

И воины, раскиснув,

бежали бы, как сброд.

Основа героизма -

надсмотр,

надсмотр.

Опасны,

кто задумчивы.

Всех мыслящих -

к закланью.

Надсмотр за душами

важней,

чем над телами.

Вы что-то загалдели?

Вы снова за нытье?

Свободы захотели?

А разве нет ее?

(И звучат не слишком бодро

голоса:

«Есть!

Есть!» -

то ли есть у них свобода,

то ли хочется им есть!)

Мы -

надсмотрщики.

Мы гуманно грубые.

Мы вас бьем не до смерти,

для вашей пользы, глупые.

Плетками

по черным

спинам

рубя,

внушаем:

«Почетна

работа

раба».

Что о свободе грезить?

Имеете вы, дурни,

свободу -

сколько влезет

молчать,

о чем вы думаете.

Мы - надсмотрщики.

С нас тоже

пот ручьем.

Рабы,

вы нас не можете

упрекнуть

ни в чем.

Мы смотрим настороженно.

Мы псы -

лишь без намордников.

Но ведь и мы,

надсмотрщики, -

рабы других надсмотрщиков.

А над рабами стонущими, -

раб Амона он -

надсмотрщик всех надсмотрщиков,

наш бедный фараон.

П и р а м и д а п р о д о л ж а е т:

Но за рабство рабы не признательны.

Несознательны рабы,

несознательны.

Им не жалко надсмотрщиков,

рабам,

им не жалко фараона,

рабам, -

на себя не хватает жалости.

И проходит стон по рядам,

стон усталости.

ПЕСНЯ РАБОВ

Мы рабы... Мы рабы... Мы рабы...

Как земля, наши руки грубы.

Наши хижины - наши гробы.

Наши спины тверды, как горбы.

Мы животные. Мы для косьбы,

молотьбы, а еще городьбы

пирамид, - возвеличить дабы

фараонов надменные лбы.

Вы смеетесь во время гульбы

среди женщин, вина, похвальбы,

ну а раб - он таскает столбы

и камней пирамидных кубы.

Неужели нет сил для борьбы,

чтоб когда-нибудь встать на дыбы?

Неужели в глазах голытьбы -

предначертанность вечной судьбы

повторять: «Мы рабы... Мы рабы...»?

П и р а м и д а п р о д о л ж а е т:

А потом рабы восставали,

фараонам за все воздавали,

их швыряли под ноги толп...

А какой из этого толк?

Я,

египетская пирамида,

говорю тебе,

Братская ГЭС:

столько в бунтах рабов перебито,

но не вижу я что-то чудес.

Говорят,

уничтожено рабство...

Не согласна:

еще мощней

рабство

всех предрассудков классовых,

рабство денег,

рабство вещей.

Да,

цепей старомодных нет,

но другие на людях цепи -

цепи лживой политики,

церкви

и бумажные цепи газет.

Вот живет человечек маленький.

Скажем, клерк.

Собирает он марки.

Он имеет свой домик в рассрочку.

Он имеет жену и дочку.

Он в постели начальство поносит,

ну а утром доклады подносит

изгибаясь, кивает:

«Йес...»

Он свободен,

Братская ГЭС!

Ты жестоко его не суди.

Бедный малый,

он раб семьи.

Ну а вот

в президентском кресле

человечек другой,

и если,

предположим, он даже не сволочь,

что он сделать хорошего сможет?

Ведь, как трон фараона,

без новшеств

кресло -

в рабстве у собственных ножек.

Ну а ножки -

те, кто поддерживают

и когда им надо,

придерживают.

Президенту надоедает,

что над ним

чье-то «надо!» витает,

но бороться поздно:

в их лести

кулаки увязают,

как в тесте.

Президент сопит обессиленно:

«Ну их к черту!

Все опостылело...»

Гаснут в нем благородные страсти...

Кто он?

Раб своей собственной власти.

Ты подумай,

Братская ГЭС,

в скольких людях -

забитость,

запуганность.

Люди,

где ваш хваленый прогресс?

Люди,

люди,

как вы запутались!

Наблюдаю гранями строгими

и потрескавшимися сфинксами

за великими вашими стройками,

за великими вашими свинствами.

Вижу:

дух человеческий слаб.

В человеке

нельзя

не извериться.

Человек -

по природе раб.

Человек

никогда не изменится.

Нет,

отказываюсь наотрез

ждать чего-то...

Прямо,

открыто

говорю это,

Братская ГЭС,

я, египетская пирамида.

МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС

Пирамида,

я дочь России,

непонятной тебе земли.

Ее с детства плетьми крестили,

на клочки разрывали,

жгли.

Ее душу топтали, топтали,

нанося за ударом удар,

печенеги,

варяги,

татары

и свои -

пострашнее татар.

И лоснились у воронов перья,

над костьми вырастало былье,

и сложилось на свете поверье