Присяга простору

и тот ж е дом —

не выше и не н и ж е, —

и досками заплатанный заплот,

и тот же прислоненный к печке веник,

и «гриб» все в той же банке на окне,

и ту же щель в расшатанных ступенях,

где шампиньоны в темной глубине...

Поднять, как встарь, какую-нибудь гайку,

з а ж а т ь ее в счастливом кулаке,

и мчать по склону, осыпая гальку,

к туманами окутанной Оке,

и сарану ища, бродить по рощице

тропой, заросшей гущею хвоща,

и помогать веснушчатой паромщице,

с оттяжкой

трос лоснящийся т а щ а.

Старинный мед оценивать по качеству

на пасеке, стоящей над прудом,

и на телеге

медленно покачиваться,

коня лениво трогая прутом.

И проходить брусничными местами

с мальчишеской ватагой гулевой

и с удочками слушать под мостами,

как поезда гремят над головой.

Евтушенко

49

Смеясь — в траву, стянуть рубашк с тела сх е Л

припасть к воде на горном берегу

и вдруг понять, как мало в жизни сделал,

как много в жизни сделать я могу,

1953

ДЕВЧАТА

ИЗ

ШВЕЙНОЙ

АРТЕЛИ

Девчата из швейной артели

со станции нашей З и м а,

ручьи и сосульки в апреле

вас медленно сводят с ума.

Д р о ж а т, как в ознобе, машинки

и первые около глаз

тихонько л о ж а т с я морщинки

еще незаметно для вас.

Кого-то, кто встретит, проводит

вы ждете потом у ворот,

да что-то никто не приходит,

а может быть, и не придет.

Но д а ж е во тьме полуночной

внушая: «Придет—погоди!»,

у каждой из вас под платочком

с надеждой торчат бигуди.

Девчата из швейной артели,

за тоненькой строчкой шитья

чего бы вы в жизни хотели?

Наверно, того же, что я.

Вы, Усти и Капы, и Люды,

сестер невезучих семья,

хотели бы счастья всем людям

и малость его д л я себя.

Да нету его без работы,

да нету его без любви,

50

и нету его без ребенка —

я чувствую это, как вы.„

'Ложится за лоскутом лоскут.

Привычно склонились без слов

двенадцать чернявых, белесых

и рыжих девчачьих голов.

Ну, прямо до слез огорченье,

что так вот сидят и строчат

под музыку плесков ручейных

двенадцать ничейных девчат.

Ничейный, а может, никчемный,

и я на машинке стучу,

тринадцатой грустной девчонкой

я тоже чего-то строчу.

К а к а я же это ошибка,

что парни, такие слепцы,

в костюмчиках, вами пошитых,

не с вами идут, стервецы.

Какой я обидою маюсь,

что девушки темью ночной,

под песни мои обнимаясь,—

вот дуры! — идут не со мной!..

1963

ПАРТИЗАНСКИЕ

МОГИЛЫ

Б.

Моргунову

Итак, живу на станции З и м а.

Встаю до света —

нравится мне это

В грузовиках на россыпях зерна

куда-то еду, вылезаю где-то.

Вхожу в тайгу, разглядываю лето

и удивляюсь: как земля земна!

Брусничники в траве тревожно тлеют,

31

и ягоды шиповника алеют

с мохнатинками рыжими внутри.

Все говорит как будто:

«Будь мудрее

и в то же время слишком не мудри!»

Отпущенный бессмысленной тщетой,

я отдаюсь покою и порядку,

торжественности вольной и святой

и выхожу на тихую полянку,

где обелиск белеет со звездой.

Среди берез и зарослей малины

вы спите, партизанские могилы.

Читаю имена! «Клевцова Настя,

Петр Беломестных, Кузьмичов Максим»,

а надо всем — торжественная надпись:

«Погибли смертью храбрых за марксизм»

Задумываюсь я чад этой надписью:

ее в году далеком девятнадцатом

наивный грамотей с пыхтеньем вывел

и в этом правду жизненную видел.

Они, конечно,

Маркса не читали

и то, что бог на свете есть,

считали,

но шли сражаться и буржуев били,

и получилось, что марксисты были..

За мир погибнув новый, мололой,

л е ж а т они,сибирские крестьяне,

с крестами на груди —

не под крестами-

под пролетарской красною звездой.

И я стою с ботинками в росе,

за этот час намного старше ставший

и все зачеты по марксизму сдавший,

и все-таки, наверное, не все!

Есть магия могил.

У их подножий,

52

пусть и пришел ты, сгорбленный под ношей,

вдруг делается грустно илегко

и смотришь глубоко идалеко.

Прощайте, партизанские могилы!

Вы помогли мне всем, чем лишь могли вы!

Прощайте!Мне еще искать и мучиться.

Мир ждет меня, моей борьбы и мужества.

Мир с пеньем птиц, с качаньем веток мокрых,

с торжественным бессмертием своим,

мир, где живые думают о мертвых

и помогают мертвые живым.

1955

ЭКСКАВАТОРЩИК

А.

Марчуку

Ах, как работал экскаваторщик!

Зеваки вздрагивали робко.

От зубьев, землю искорябавших,

им было празднично и знобко.

Вселяя трепет, онемение,

в ковше, из грозного металла

земля с корнями и каменьями

над головами их взлетала.

И экскаваторщик, таранивший

отвал у самого обрыва,

не замечал, что д л я товарищей

настало время перерыва.

С тяжелыми от пыли веками

он был неистов, как в атаке,

и что творилось в нем, не ведали

все эти праздные зеваки.

Случилось горе неминучее,

но только это ли «лучилось?

53

Все то, что раньше порознь мучил$

сегодня вместе вдруг сложилось. '

В нем воскресились все страдания.

В нем — великане этом крохотном^

была невысказанность давняя,

и он высказывался грохотом!

С глазами странными, незрячими

он, бормоча, летел в кабине

над ивами, еще прозрачными,

над льдами бледно-голубыми,

над голубями,

кем-то выпущенным^

над пестротою

крыш без счета,

и над собой,

с глазами выпученц,

застывшим на

доске Почета.

Как будто бы гармошке в клапанц

когда околица томила,

он в рычаги и кнопки вкладывал

свою тоску, летя над миром.

Летел он... П р я д ь упрямо выбилась