Однажды Асланбек шел по бухарской улице и увидел вдову, которую облепили трое ее детей. Вдова просила милостыню, и раньше никогда Асланбек не обратил бы на нее внимания, а сейчас… что-то творилось в его душе. Рука сама потянулась к карману, нащупала вместо кожаного кошелька сапфировые серьги… Произошло поистине чудо – Асланбек отдал нищей вдове драгоценность такой цены, что еще недавно ему и в голову не могло прийти отдать такое. Такое он мог только брать. А женщина, со всех сторон облепленная своими детьми, взяла серьги и… она ничего не сказала Асланбеку, она заплакала. Если Асланбек впервые давал такую милостыню, то она впервые такую милостыню брала. И дело не в том, что на деньги, которые бедная вдова могла выручить за сапфировые серьги, она со своими детьми могла бы долго жить безбедно, а в том, что эти серьги принадлежали ее матери.
Жители Благородной и Царственной Бухары знали, что все, в чем они хоронят своих близких, становится собственностью кладбищенских гулей, но все равно старались обряжать своих мертвых в дорогие одежды и одаривать дорогими украшениями – ведь они любили их, да и, если Аллах позволяет гулям хозяйничать на кладбище, значит, на то Его воля… И вдова не была исключением – сапфировые серьги ее отец подарил на свадьбу ее матери, и в них она похоронила мать. Вы можете представить себе чувства бедной вдовы, когда она увидела эти серьги на блюде для милостыни! Сапфировые серьги вернулись на кладбище – вдова зарыла их в материнскую могилу, – а к маленькому Батыру вернулся слух. Асланбек же с тех пор больше не брал чужого, и не потому что стал лучше, а потому что понял: никогда нельзя знать, кто на самом деле скрывается под личиной беззащитности. А может быть, он и стал лучше? В душе Асланбека сокрыто достоинство, просто, верно, очень глубоко оно сокрыто, но ведь оно есть, не правда ли? Как сказал поэт, «и в желтых песках пустыни можно найти каплю воды, и на вершинах гор под вечными снегами прячется синий цветок».
Ты любишь богатство? Знай:
Жадность – тяжелое бремя,
И тяжесть его нести
Не всякому хватит сил.
Когда-нибудь, может быть,
Тебя образумит время,
И ты убедишься сам,
Что раньше неправедно жил.
Притчи для здоровья взрослых
Мойша Хаим и демон Асмодей
Все евреи в Вильне знают Мойшу Хаима как купца честного, слово которого, как камень, крепко. И сам Мойша Хаим – мужчина крепкий и сильный, как молодой дуб в той роще, где любит собираться молодежь солнечными майскими деньками. И все евреи Вильны в том году гуляли на богатой и веселой свадьбе честного купца Мойши Хаима и красивой вдовушки Леи.
Но отнюдь не все евреи Вильны знают, что не всегда был Мойша Хаим крепким и здоровым, как молодой дуб, и богатым он тоже был не всегда. А вот что всегда было у Мойши Хаима, так это не здоровье и деньги, и не его всем евреям и гойским купцам известная честность, а любовь его к Лее. С юности заглядывался Мойша Хаим на хорошенькую Лею, да был он таким больным и бедным, что оставалось ему только мечтать о ней. А Лея и не думала о Мойше – зачем был ей нужен нищий, который с постели только и вставал, чтобы с трудом дойти до синагоги, где он служил певчим. Вот такой был Мойша больной! Лея же рано вышла замуж за Илию, что служил кассиром у богача Беньямина, а когда овдовела, ее уже поджидал Мойша Хаим, здоровый и крепкий, как молодой дуб, и богатый, само собой разумеется.
Если вам интересно, что произошло с Мойшей Хаимом и как он стал тем, кого знают сейчас все евреи Вильны, и почему был тем, о котором мало кто в Вильне вспоминает, спросите у него, и пусть он сам вам расскажет. Да вот только загвоздка тут в том, что не любит Мойша Хаим рассказывать о себе, и не из скромности, как может показаться кому-то, кто знаком с ним неблизко, а потому, что не всякий любит говорить о своих ошибках, даже если ошибки эти совершены были по незнанию или опрометчивости.
Как я узнал историю Мойши Хаима? Да он сам мне ее и рассказал, как раз и рассказал из-за того, что сделал я ошибку, причем по незнанию. Не в назидание рассказал, а от раздражения сильнейшего. Умудрился я разозлить всегда спокойного Мойшу Хаима, да зато и услышал его историю. Да только запретил он мне передавать ее людям, потому что не хотел, чтобы знали они о его прошлом. А дело было так.