На последней паре я сидела сбоку от Катрин, время от времени позволяя себе поглядывать в её сторону. Перед ней лежала открытая тетрадь, но Киллерман не сделала ни одной записи. Просто слушала, даже, кажется, не без интереса. Пару раз Катрин поворачивалась, наверное, чувствуя, что на неё смотрят, и наши взгляды встречались. Катрин держала меня несколько секунд на невидимой привязи и отводила глаза. Кстати, до чего же странные у неё глаза… Я не могла понять, чем именно, но ощущение какой-то неправильности не покидало.
Машка оказалась права, в Катрин было что-то необычное. Энергия настолько мощная, что это даже пугало. Вот уж к кому подошло бы выражение «внутренняя сила».
После звонка с пары она испарилась так быстро, будто её здесь и не было вовсе. Вот только что сидела, но стоило на секунду отвернуться – и нет её!
– Ну чё, Межуева, – Машка весело хлопнула меня по плечу, отвлекая от мыслей, – пойдём в чебуречную, пожрём?
Я кивнула и хотела вместе с подругой идти к двери, но тут что-то привлекло моё внимание. На парте, за которой сидела Катрин, осталась чёрная кожаная перчатка. Видимо, Киллерман забыла. Интересно, получится сейчас догнать её? Вряд ли. Но и оставлять находку в институте на целые выходные не стоит.
Я взяла перчатку – от неё тоже сильно пахло вишне-корице-ландышем – и убрала в сумку. Пусть полежит до понедельника.
***
В выходные я занималась своими делами и особо не думала о Катрин, но на краю сознания постоянно маячила мысль, что нужно вернуть перчатку.
Мы с Киллерман столкнулись перед первой парой в «курилке» (в нашем институте местом для курения служил пятачок рядом с воротами). Катрин стояла, прислонясь спиной к стене. Её глаза были закрыты, голова запрокинута. В точёных пальцах зажата тонкая сигарета.
– Здравствуйте, – я подошла и замерла перед Киллерман.
Она открыла глаза, моргнула несколько раз, будто ей требовалось время, чтобы понять, кто я такая и что происходит. Потом Катрин кивнула:
– Здравствуйте.
– Вот, – я вытащила перчатку из сумки и протянула Катрин. – Кажется, это ваше?
– Да. А я думала, что потеряла её. Спасибо.
Она взяла перчатку, при этом наши руки соприкоснулись. Моё тело очень резко отреагировало на короткий тактильный контакт: в глазах потемнело, голова закружилась, так что даже пришлось опереться о стену. Катрин затушила сигарету и двинулась прочь, а я всё смотрела ей вслед и пыталась отдышаться. И именно в тот момент я с кристальной ясностью поняла, что влипла. Прочно и надолго.
Странная незнакомка
Конечно, я и раньше влюблялась. Даже довольно часто. Я вообще импульсивная личность и к людям привыкаю быстро. Поэтому неожиданно возникшее влечение к Катрин не слишком меня напрягало, до поры до времени.
На возвращении перчатки история тогда не закончилась. Помню, в тот день было пасмурно, погода резко переменилась с плюса на минус. Я гипотоник, реагирую на перепады атмосферного давления, поэтому меня «штормило».
Я шла к кафедре иностранных языков. Самочувствие было просто отвратительное, сильно кружилась голова. На середине холла я ощутила, что вот-вот потеряю сознание. Пришлось остановиться. Так, вдох-выдох, вдох, выдох… Только бы не грохнуться в обморок.
– Ирина?
На моё плечо легла тонкая рука в чёрной перчатке.
– Вам плохо?
Я обернулась, передо мной была Катрин. Вдруг воздух словно стал плотным, тягучим. В ушах зазвенело. Киллерман ещё что-то говорила, я видела, как шевелятся её губы, но ничего не слышала. Ноги подкосились. Катрин тут же подхватила меня, не давая упасть. Потом… темнота.
Очнулась я уже на диванчике, стоявшем возле стены. Катрин сидела рядом, держа ладонь у меня на лбу.
– Как вы? – участливо поинтересовалась она.
Это была очень внезапная перемена. От леденящей вежливости («Разве мы пили брудершафт?») до искренней заботы. Сейчас её голос был мягким, тёплым, как мех, – запускай пальцы и грейся.
– Нормально. Спасибо, – я немного помолчала и, сама не знаю зачем, добавила, – у вас такие руки холодные.
– Плохая циркуляция крови.
Интонация сразу поменялась. В прошлое мгновение казалось, что Катрин переживает за меня, но сейчас её броня опять захлопнулась, засов с лязгом встал на место. Киллерман резко поднялась и молча ушла. Что, интересно, это было?
***
Вечером моя сестра, Наташа, вернулась из командировки. Ей частенько приходилось отлучаться, так что я с четырнадцати лет привыкла неделями оставаться дома одна, вести хозяйство и заботиться о себе. Ну, выбора-то особого не было. Отца мы никогда и не знали, мама умерла от рака, когда мне исполнилось тринадцать. Официально моей опекуншей была двоюродная тётя, но она не жила с нами и редко помогала. Так что поневоле пришлось стать самостоятельными и ответственными. Большая часть трудностей, конечно, легла на плечи Наташи, а ведь она была старше всего на десять лет. Но Таша воспитывала меня, обеспечивала и всегда была рядом. Вместе мы справлялись.