Однако Чубайс на мое заявление высокомерно ответил мне, что это все глупости.
В ответ я спокойно ему сказал: «Ну, такой ответ это просто хамство! Отвечайте по существу».
Чубайс вспыхнул, покраснел и потребовал от Соколова, чтобы я удалился.
«Я все-таки вице-премьер», — заключил он.
Вениамин Сергеевич, интеллигентнейший человек, оказался в затруднительной ситуации и я, плюнув, ушел.
В другой раз не сдержался я. Не помню, по какому поводу, но в очередной раз была полемика и, несмотря на мои призывы, Верховный Совет опять спасовал.
Я сидел расстроенный за столом, который стоял в коридоре перед залом заседания, и тут из Правительственной ложи вышел Чубайс, в окружении своих соратников, веселый, довольный и увидев меня, нагло посмеиваясь, заявил мне о том, что снова его взяла.
Я, разозлившись, ответил: «Ну, ну погуляйте еще пока, потом все равно посадим».
К сожалению, до этого так и не дошло. А ведь было за что, ну, например, хотя бы за самый элементарный подкуп депутатов, которые организовали работники ГКИ прямо в здании Белого Дома.
Узнал я об этом следующим образом. Кто— то несколько раз звонил мне по телефону и просил зайти в комнату, где располагался представитель Госкомимущества в Парламенте. Я несколько раз игнорировал эту просьбу, но потом послал своего помощника, хорошего молодого мальчишку, студента юриста из МГУ[49]
. Что, же он выяснил? Оказывается, в этой комнате сидел представитель фонда по поддержке приватизации— Вы приватизацию поддерживаете?
— Ну, в целом да!
— Тогда получите и распишитесь.
И депутат получал премию в размере собственного оклада! Согласитесь, фактически это прямой подкуп.
Не знаю, сколько народа из моих коллег этим воспользовались, но я попросил слова на заседании Совета Республики и громогласно заявил об этом безобразии. После этого кормушку сразу же прикрыли.
Через много лет, я узнал о том, что этим занимался — Аркадий Евстафьев.
Тот самый, Евстафьев, который во время выборов Президента 1996 года, выносил из Белого Дома вместе с Лисовским, руководителем предвыборного штаба Ельцина, коробку из под ксерокса. Коробку, набитую долларами.
Впоследствии он был руководителем Мосэнерго, и его деятельность сопровождалась многочисленными финансовыми скандалами.
Что ж, в команде Чубайса было много подобных деятелей, на херувимов, как хотел Малей, они были мало похожи.
Но были в его команде и более своеобразные экземпляры.
Например, некто Мостовой. Заместитель Чубайса, который впоследствии стал директором Федерального управления по делам о несостоятельности (ФУДН).
Баек про него рассказывали много.
По одной из них его кличка в узких кругах была «флейтист». Дело в том, что он как-то похвастался, тем, что умеет играть на флейте. На какой-то тусовке ему ее принесли, и он с позором не смог издать из нее ни одной ноты.
В другой раз, на какой-то вечеринке, подвыпив, он начал всем доказывать, что является гениальным изобретателем в области электроники.
Слышал я эти истории от разных людей и, даже если в них что то и преувеличено, согласитесь, «дыма без огня не бывает».
На одном из заседаний, где я присутствовал, он вдруг стал уверять аудиторию в том, что ГКИ будет вводить сервитуты[50]
на объекты частной собственности и пусть никто по этому поводу не беспокоится. Напрямую это не имело отношения к рассматриваемым вопросам, и я спросил одного из его помощников:— Что он все про сервитуты то несет?
— Наверное, только что где то прочитал.
Согласитесь, низковатый уровень познаний для заместителя министра.
Видимо, до этого он частную собственность понимал как в известном анекдоте-загадке:
— Черный, блестящий селедкой пахнет? Что это такое?
— Не знаю!
— Рояль?
— А почему селедкой пахнет?
— Мой рояль, чем хочу, тем и мажу.
Таким же оригиналом бы другой заместитель Чубайса, Дмитрий Васильев, ставший впоследствии первым председателем Федеральной комиссии по ценным бумагам (ФКЦБ).
Когда сопредседатель нашей фракции Игорь Муравьев попытался уже вдогонку, после введения ваучерной системы, подготовить закон «Об именных приватизационных счетах», это намерение сильно переволновало чубайсовскую команду.
В связи с этим к нам с Игорем пришел этот самый Дима договариваться.
Внешность у него была презабавнейшая, оттопыренные уши, нелепые очки. Короче, пацанов с такой внешностью, когда они были в пионерском возрасте, часто били втихаря за их неадекватность.
Он пришел к нам и предложил договориться по-нашему, по-комсомольски. Дело в том, что из-за нашей оппозиционности и молодости пресса записала нас в молодых коммунистов