Привет, Америка!

Один из отделов лаборатории в дальней части зала напоминал студию безумного скульптора. Здесь лица и руки вырезались из листов пластика цвета кожи, а затем крепились поверх металлической основы. Вокруг стояли десятки знакомых фигур, целый пантеон знаменитых американцев покрывался пылью. Гекльберри Финн и Хамфри Богарт, Линдберг и Уолт Дисней, Джим Боуи и Джо Димаджо валялись на полу, как пьяные. Из горла Бинга Кросби, державшего в руке клюшку для гольфа, торчал синтезатор речи. Запястья Мохаммеда Али, одетого в боксерские шорты, были напичканы похожими на вены проводками зеленого и желтого цвета. Мэрилин Монро улыбалась им вслед, на полу лежала ее грудь, а туловище было вскрыто – внутри, на месте сердца, сияли шарниры и пневматические камеры. И наконец, президенты – на верстаках вперемешку были разложены их руки, ноги и лица, готовые собраться в одного кошмарного монстра из Белого дома.

– Впечатляет, Уэйн? – спросил доктор Флеминг, когда они остановились у груды забракованных Никсонов. – Столько президентов ты и не мечтал увидеть…

Однако замысловатые игрушки, похоже, наскучили старику. Его усталый взгляд был направлен в сторону открытых дверей вестибюля «Конвеншн-сентра», где все время мелькал свет – как оказалось, отражение громадных размеров люстры.

Преисполненный любопытства, Уэйн покатился на коляске к вестибюлю, который заливало проникающее сквозь деревья солнце. Доктор Флеминг с гордостью показал на сложную конструкцию из стекла и проводов, висевшую под потолком, в трех метрах от пола. Похожий на стрекозу изящный корпус самолета крепился к крыльям с помощью переплетенной стальной проволоки – такой тонкой, что капельки влаги виднелись на блестящей поверхности этой геометрически изящной структуры.

Доктор Флеминг внимательно смотрел на летательный аппарат. Впервые за все время он стоял спокойно, не дергаясь.

– Перед тобой, Уэйн, «Солнечный аэроплан». Он появился благодаря тебе – последние недели я наблюдал за твоими полетами, и это вдохновило меня на создание аппарата, приводимого в движение силой человека. Нет смысла утруждать ноги, необходимые лишь для управления, когда солнце готово сделать за нас всю работу…

Доктор Флеминг коснулся правого крыла и прозрачной панели, которая тут же завибрировала.

– Потрясающий материал, Уэйн, один из сотен новых видов стекла, разработанных в 1990-е, во время кризиса. Может нагреть дом даже в облачный день. Миллионы миниатюрных лазеров в паре миллиметров от внутренней поверхности создают невероятную мощь и повышают температуру воздуха. Как видишь, пришлось его закрепить… – Он подергал натяжной трос, тянущийся к полу. – По сути, аппарат сам создает поток теплого воздуха, и если наклонить крылья, как лопасти вертолета, они будут двигаться вперед или назад по восходящему волновому фронту, действуя по законам гелиодинамики, а не аэродинамики. Бесшумный и невероятно маневренный, работающий на энергии солнца и загадочный, точно снежинка…

Уэйн взглянул на сделанный из стекла аэроплан, переливающийся в ярких солнечных лучах. Аппарат слегка покачивался на едва заметных тросах. Между крыльями с размахом в десять метров расположился открытый фюзеляж с двумя сиденьями. Линии управления тянулись от штурвала вверх и исчезали в воздухе.

– Невероятно, доктор. – Уэйн подъехал ближе, и самолет задрожал, словно напуганный приближением раненого пилота. – Вы уже летали на нем?

– Конечно, нет, я для этого слишком стар. – Доктор Флеминг скромно развел руками, а потом лукаво посмотрел на Уэйна. – А вот ты мог бы попробовать, мог бы стать летчиком-испытателем. Да, Уэйн, ты будешь управлять «Солнечным аэропланом», а я стану твоим штурманом. – Не успел Уэйн возразить, как Флеминг с энтузиазмом продолжил: – Что меня поражает в этом материале, так это его абсолютная простота. Нужен лишь алмазный резец и катушка стальной проволоки – и делай по самолету в день. Команда из сорока-пятидесяти рабочих мигом создаст целую воздушную армию. – Доктор Флеминг хитро улыбнулся Уэйну. – Из сорока четырех, если быть точнее – именно таков мой замысел…

– Сорока четырех?

– Президентов! – радостно засмеялся Флеминг, воодушевленный своей идеей – его глаза мелькали, как пружинки из перекрученного механизма часов. – Дай мне пару дней, Уэйн, и я перепрограммирую набор их команд. Мне уже надоели Геттисбергские послания, морализаторство Вильсона и унылый Никсон. Надо занять их настоящим делом, и вскоре небо заполнят наши аэропланы, а мы отправимся жить на солнце, подальше отсюда…