Привет рогатому!

Покосилась на соседа справа — лицом зеленого, который уже был лицом румян и уплетал вторую добавку овощей, затем на соседа слева — Германа. Тычок в горло он мне не забыл, поэтому орлом кружил над головою, отслеживая каждое движение. Поняв, что есть буду со всеми, из того же казана, малость успокоился, но мне съесть что-либо во время готовки не дал. Вдруг я отравы уже сыпанула и ищу для себя противоядие. Такой предусмотрительности и подозрительности можно только восхищаться.

Вот и сейчас повар разбойников отреагировал на мой взгляд злобно, но при этом не забыл звать по имени:

— Чего тебе, Галя?

— Ты вроде как поел…

— Отравила?! — стремительно подскочил он на ноги.

— Нет, не успела! Спросить хотела… но раз ты встал, дай мне компота немного.

— Он с противоядием?!

— Он с сахаром! Герман, дай компота и успокойся, я у главаря спрошу.

— Чего тебе? — покосился на меня лицом румяный.

— А кой черт вам жертвенница?

— Традиция. — Сухо ответил главарь.

— Это очень мило. Спасибо за информацию, но отговорка в традиционности сего действа ничего толком не поясняет.

— Чего? — подался чуть ко мне главарь.

— Не понятно, говорю, поясните, будьте добры. Что за традиция? Откуда она к вам прикатилась? И какого черта вы жертвенниц коллекционируете? А иногда еще и бесправно меняете?

— А это… — протянул главарь и продолжил смаковать косточку.

— Да, это.

Но главарь молчал. В молчании вожака стаи, мужики каким-то чудом учуяли команду к сборам. Одновременно завершили трапезу, поднялись, сложили грязные приборы на телеге, там же казаны с остатками обеда, ножи, пни, замещающие досточки, для разделки тушек и овощей. Одеяла, на которых лежали пока обед готовился, скрутили каждый свое и закрепили на лошадях.

— Эй… уважаемый, что происходит?

В кронах деревьев вокруг поляны что-то пророкотало, а затем и засвистело. Вскочив на ноги, вожак застыл. Прислушиваясь к ветру, гуляющему над кронами темно-синих деревьев, он нахмурился. В эти мгновения кроны ближних великанов с синей листвой качнулись и окрасились серебром.

— Духи жертвенницу ищут, — рыкнул вожак тихо, но так что голос его долетел ко всем разбойникам. — По коням!

— Что? — я встала рядом с ним. — Нет! Я что зря ела? Меня же вывернет!

— Не вывернет, иди ко мне! — главарь свистнул, и ручки в стороны приглашающе раскинул. И пока я ужасом смотрела на приближение его коня, успел не только меня поймать, но и по рукам скрутить.

— Так надежнее. — Сообщил он, вскакивая со мной на спину огромного черного копытного. Уж лучше бы на той другой везли, с нее хоть не так страшно упасть было. А этот — монстр переросток под два с половиной метра в холке, с такого рухнешь и не очнешься.

— Как вас там? — просительно промямлила, не помня, называли его по имени при мне или нет. А когда он меня усадил спиной к себе и, перекинув мою ногу через седло, привязал, справилась с первой оторопью и все же спросила. — А-а-а, может, я ножками, а?

— Убьют тебя, если ножками. Духи натравлены на жертвенниц, не щадят.

— И как выглядят ваши духи?

— Как люди, ток без глаз. И двигаются прытче, так что лошади им не нужны.

В это мгновение телега с провизией в воздухе растворилась, а за нею и забытые казанки с чанами на нашем привале. Мгновение, и скрылась с глаз полянка, временно приютившая нас. Возможно, мне привиделось странное серое создание в черных балахонах, замершее на другом конце полянки, и уж тем более взгляд отсутствующих в глазницах глаз, но спина холодом покрылась.

А стоило только лошадям набрать темп, так все мои мысли переключились на иное.

О, эти седла! Чтоб тому, кто их придумал, спалось крепко и хорошо! Если к седлам и можно привыкнуть, то не сразу, и уж точно не в погоне за ветром, которую устроил главарь. Мы мчались через чащобу синих деревьев, низко пригнувшись, срывая паутину и пауков и кое-где где солнца не было вовсе — росу и слизняков. Увидев одного из них на луке седла, а затем и на своем сапоге, я позабыла о мысленных проклятиях на создателей седел и уздечек, мужиков-разбойников, лошадей и прочей нечестии, в том числе синеглазого черта и мохнатого беса.

Попыталась снять слизняка, за что чуть не оглохла от рыка главаря в самое ухо. Он ни слова не сказал с тех пор, как бросился вскачь и повел за собой людей. К слову о людях, они тоже молчали, припав к лошадям. Памятуя о стрелах от охотников короля, молчала и я.

К тому моменту, как они сбавили темп, молчать было все сложнее, а наблюдение за тем, как слизняк подбирается вверх по моему сапогу и вот-вот коснется штанины, так вообще невыносимым. Вожак развязал мои руки.

— Сбрось их. — Разрешил он. И я с радостью это сделала, с улыбкой от уха до уха, за освобождение от склизкой твари оборачиваюсь и замираю.

— Что хорош? — спрашивает главарь лицо, которого целиком покрыто паутиной, а в волосах притаилась какая-то гадость.

— Безумно, — выдала я и, сжалившись над чумазым, смахнула мерзость с его головы.

— Будь добра, — попросил он с обворожительной улыбкой, — сними еще одного с затылка и с шеи.

Содрогаясь, сбросила и этих:

— Вам что двигаться нельзя было?

— Иначе духи заметят.

— О духах кто нашептал?