Эллен волновала мысль о том, чтобы быть объектом, категорически принадлежавшим мужчинам, и эта маленькая деталь, требование говорить только с разрешения, как немногое другое, подтверждало ей реальность ее некогда с негодованием отвергаемого, но столь долгожданного подчинения. А ведь она была женщиной, а кто не знает, о том как мы любим поговорить, с каким восхищением мы говорим! Как ее возмущало, когда временами ей приказывали молчать, но сколь драгоценной становилась для нее возможность говорить, когда мужчины считали целесообразным предоставить ей это. И что, интересно, Эллен обнаружила, что отказ говорить, не только заставлял ее чувствовать себя разбитой и оскорбленной, но и волновал ее сексуально. Возможно, это было как-то связано с мужским доминированием, которое затрагивает женскую сабмиссивность, и нетерпеливую, просительную, чувствительную готовность, которая может быть почти болезненной. Мужчины и женщины не одинаковы, и каждый становится самим собой, когда он отказывается предавать или искажать самого себя. Быть может, это заложено в нас природой.
В любом случае Эллен не чувствовала себя недовольной в своем ошейнике. «Ошейник законно находится на мне, — думала она. — И я люблю его! Я принадлежу ему! Я люблю его!»
Ей было жаль, что она не знала ни одной гореанской песни. Конечно, кое-кто из владельцев вполне мог разрешить ей напевать, когда она была счастлива и довольна! Некоторым рабовладельцам, как ей казалось, может даже понравиться то, что их девушки поют за работой. Она надеялась, что вскоре ей предстояло служить владельцу, и, конечно, что это будет Мир. Кстати, она знала, что некоторых девушек обучали пению, других игре на инструментах, таких как лютня и лира, а других, причем этих было большинство, учили танцевать. Ее собственное обучение, как она теперь поняла, хотя и казалось обширным ей самой, было почти минимальным, касаясь только самых основ. И ее очень интересовало, была ли у этого факта некая особая причина. «Мы будем учить тебя немногому, — вспомнились ей слова одной из ее наставница. — Будем надеяться, что тебе повезет, и Ты переживешь, по крайней мере, первую ночь у рабского кольца твоего господина».
Признаться, Эллен было интересно, понравится ли Миру, ее господину, если она будет танцевать перед ним как рабыня. Не задавался ли он вопросом, еще в те далекие времена, как могла бы выглядеть его учительница, танцуя перед ним босиком, одетая лишь в лоскут развевающегося шелка и бусы, звеня монистами, браслетами на плечах, запястьях и лодыжках, трясясь от страха и прося позволить ей ублажить его. Не она ли сама намекнула ему на это, а может на свою рабскость, придя в аудиторию с двумя маленькими браслетами на левом запястье? Возможно, решила она. «Да, я хотела бы танцевать перед рабовладельцами, — призналась она сама себе. — И я очень надеюсь, что им бы это понравилось. Но, увы, я не умею танцевать! Я не умею танцевать даже обычные земные танцы, что уж говорить о танцах демонстрирующей себя рабыни».
Как замечательно, как приятно было снова увидеть солнечный свет, вдыхать прохладный, свежий воздух. Эллен предположила, что сейчас должна была быть ранняя весна, если, конечно, в этом мире имела место смена времен года.
— Лаура, — удивленно позвала она, — кто-то развесил часть вещей из моей корзины.
— Я развесила, — раздраженно буркнула Лаура. — Возможно, я и не должна была делать этого. Но что, если надсмотрщик заглянул бы на крышу и увидел, что Ты даже не начинала свою работу! Как скоро, по-твоему, тебя, а вместе с тобой, скорее всего, и всех нас, снова бы отправили на крышу? А может быть, тебе понравилось бы стоять у стены, привязанной к кольцу, и наслаждаться тем, как по твоей маленькой спинке танцует плеть? А ведь вместе с тобой могут выпороть и всех нас!
— Извини, мне очень жаль, — попросила прощения Эллен. — Спасибо.
Она решила, что Лаура, пожалуй, не такая уж и неприятная или глупая особа, как ей показалось вначале.
Но Лаура посмотрела на нее, внезапно строго.
— Ты сожалеешь, не так ли? — уточнила она.
— Да, — кивнула Эллен.
— Тогда давай-ка поспешим, — сказала ей Лаура.
— Да, Госпожа, — ответила Эллен.
— Продолжай работать, рабыня! — прикрикнула на нее Нельса, а затем, с усмешкой встретив сердитый взгляд Эллен, добавила: — Ты отлынивала, так что теперь и у меня есть кое-что, о чем можно было бы рассказать!
— Да, Госпожа, — признала Эллен.
Нельса довольно рассмеялась, не прекращая, впрочем, развешивать белье из своей корзины.
— Внизу еще много корзин, — напомнила Лаура.
Тут одна из девушек, вскарабкавшись на стойку по прибитым к ней перекладинам, закричала:
— Смотрите!
Она указывала, вдаль, в сторону одной из башен стены. Остальные девушки, бросив работу и затенив глаза ладошками, повернулись в указанном направлении. Эллен поступила также как и все. Правда, ничего особенно интересного она там не увидела, разве что стаю птиц.
— Они не станут пересекать линию стен, — заметила Нельса, также взобравшаяся на одну из стоек.