Приз Гора

— Слава Ару! — повторили за ней сразу несколько других рабынь.

— Вчера всех троих выставили на продажу, — добавил он.

— Превосходно, Господин, — заметила Ина.

— Да, наши воины преуспели, — кивнул мужчина.

— Да, Господин, — поддержала его Ина.

— Полагаю, что бандитам из Трева удалось взять немногих, если вообще кого-то.

— Будем надеяться на это, Господин, — сказала Ина.

Вообще-то, Эллен была уверена, что налетчики захватили, по крайней мере, одну свободную женщину, поскольку она своими глазами видела ее, беспомощно удерживаемую в когтях тарна. Это если не принимать во внимание судьбу Леди Темесны, поскольку ее похититель был отвергнутым поклонником из Брундизиума. Похоже, Леди Темесне, расценившей себя слишком прекрасной, чтобы принять его предложение, предстояло уже этой самой ночью пресмыкаться в его ногах, прося позволить ей ублажить его. Правда ее вполне могли и продать к удаче Лауры. Конечно, наверняка этого Эллен знать не могла. Тем более, ноги у Леди Темесны действительно были весьма соблазнительные. Можно было бы также отметить, что охранник обратил мало внимания на рабынь, вовлеченных в эти дела, хотя и не упустил из виду, тот факт, что пять рабынь недавно были захвачены в Треве. На этом основании можно было предположить, что учитываются они, участвуют в «подсчете очков», на одном уровне с кайилами или тарларионами. Теоретически свободная женщина является бесценной, следовательно, она не может быть сопоставима с рабыней. И если она бесценна, то можно считать, что даже тысячи рабынь не могут быть столь же ценны, как одна свободная женщина. Однако с другой стороны, реальность часто опровергает данное утверждение, и следует признать, что одна единственная рабыня, особенно если она хорошо выдрессирована, зачастую будет предпочтена десяткам свободных женщин. Мужчинами, само собой. Эллен не знала, какова была ее собственная ценность. Понятно, что в конечном итоге, это зависело от состояния рынка и от того, сколько мужчины были готовы за нее заплатить. Это было странно, но по-своему очаровательно, думать о том, что у нее теперь, в некотором смысле, фактически впервые в жизни, будет некая цена. Это интересная ситуация, думала она. Только что женщина была свободной и бесценной, а уже в следующий момент, внезапно, она становится очень материальным, осязаемым товаром, чем-то очень реальным и очень фактическим, чем-то имеющим определенную стоимость, как любой другой тип товаров. В этом смысле женщина остается без определенной или фактической ценности, пока она не станет рабыней, когда приобретет конкретную текущую ценность. Безусловно, эти соображения в значительной мере базируются на юридических фикциях, поскольку, фактически, у свободных женщин все же есть осязаемые ценности, высокорожденные ценятся выше родившихся в семьях простолюдинов, высшие касты выше низших, те кто умнее будут ценнее тех кто умом не блещет, красивые задирают нос перед дурнушками, и так далее. Безусловно, прилавок на невольничьем рынке для всех становится самым радикальным общим знаменателем. После отнятия всех их личностных и социальных качеств и достоинств, так же как и их одежды, лишения всех искусственностей, которые при продаже, в целом, предполагаются не имеющими особого значения, например, что это не дочь Убара или злейшего врага, на первое место выходят интеллект, чувственность, красота и характер товара как такового.

Вероятно, понадобилась бы пара дней, прежде чем будет точно выяснено, какого успеха смогли добиться тарнсмэны Трева во время этого налета на город.

Впрочем, Эллен больше интересовала ее рыночная стоимость, а не результаты набега каких-то бандитов. И, признаться, мысль о том, что у нее таковая теперь должна была быть, очаровывала ее. Это давало ей совершенно новое измерение ее самооценки. Если прежде, в бытность ее свободной, у нее никогда не было такой ценности, то теперь она знала, что она была, независимо от того, какой она могла бы быть. Она знала, что девушки зачастую были очень тщеславны в вопросах цен, которые за них могли бы дать. Эллен, хотя это ей самой и казалось глупостью, надеялась, что уйдет за хорошую цену, и, конечно, за большую, чем могла бы заслужить Нельса. Но она не опасалась того, что ее господин продаст ее. Конечно, ее волновало то, что она знала, что в его руках была власть сделать с ней это, и знание этого заставляло ее чувствовать себя еще больше рабыней, но она была уверена, что он никогда не захочет так поступить. «Я уверена, что он любит меня, — думала Эллен. — Или, по крайней мере, что он хочет меня. Конечно, он ведь утверждал, что моя „фигура представляет интерес“. Я люблю его!»

— Так где Эллен, рабыня Мира? — вернулся к своему вопросу охранник.

— Вон она, — ответила Ина, и что-то в тоне ее голоса заставило предположить, что она указала на Эллен.

Женщина немного приподняла голову, и увидела прямо перед собой обутые в высокие сандалии ноги мужчины.

— Ты — Эллен, рабыня Мира? — уточнил он.

— Да, Господин, — ответила Эллен, снова опуская голову и касаясь лбом поверхности крыши.