Приз Гора

Ближе к сумеркам вернулись мальчишки.

— Господа! — жалобно позвала их Эллен, которая к этому времени, несмотря на их юность, свое нежелание и гордость, уже была готова умолять об их прикосновении.

— Заткнись рабская девушка, — буркнул старший из них. — Помни о пиявках.

— Да, Господин, — прошептала девушка.

— Мы упакуем тебя в мешок, — сообщил ей старший.

Эллен немного приподняла живот к нему и проскулила.

— Неси мешок, — велел он своему младшему товарищу и, заметив, что Эллен снова тянется к нему животом и хнычет, проворчал. — Ты что, думаешь, что мы хотим рисковать своей деревней? У нас в деревне хватает рабынь, которыми мы можем попользоваться, и многие из них попривлекательнее тебя будут.

Эллен, в рабском тщеславии, тут же задалась вопросом, могло ли быть верным его утверждение, и не могло ли быть так, что деревенские рабыни, доступные мальчишкам, на самом деле, были красивее ее. Все может быть, подумала она. Интересно, задумалась Эллен, смогла бы любая из ее земных сестер, принесенных, как и она на Гор, служить деревенским рабовладельцам, так же хорошо, как это делают прекрасные крестьянские домашние животные.

Ей вспомнилась аристократичная, умная, красивая, некогда богатая женщина «Эвелин», которой она прислуживала на ужине Мира. Несомненно, она теперь тоже была в ошейнике, превратившись в не более чем клейменое движимое имущество. Эллен задумалась, не оказалась ли она в конечном итоге, в какой-нибудь крестьянской деревне. Нет, решила девушка. Скорее ее оставил себе тот, мужчина, присутствовавший на ужине, Джеффри, по крайней мере, на какое-то время. Вот у его ног Эллен легко могла представить себе ту гордячку, или голой в ногах его кровати на мехах любви, прикованной к рабскому кольцу, лежащей ничком и дрожащей, ожидая, будет ли он ее пороть или ласкать, или с плетью в зубах, заглядывающей в его глаза в попытке прочитать его настроение.

Затем Эллен, как она была связанная, была ногами вперед засунута в длинный, грубый мешок из-под Са-тарны, горловину которого завязали над ее головой. Ткань мешка была соткана довольно свободно, так что рабыня через просветы в плетении до некоторой степени могла видеть, что происходит снаружи. Ее подняли и вытащили из пещеры, пронесли несколько ярдов, и забросили в телегу, дно которой было покрыто соломой. Этой же соломой мальчишки засыпали мешок, после чего, почти сразу, заскрипев колесами, телега стронулась с места. Судя по звукам, запряжен в оглобли был малый тягловый тарларион. Сквозь ткань мешка и солому, был виден свет фонаря. Иногда фургон останавливался, и один из мальчишек спускался на землю.

— Туда, — слышался в таких ситуациях молодой голос.

Потом парень некоторое время шел впереди, по-видимому, подсвечивая фонарем след, а затем, немного погодя, прямо на ходу, снова запрыгивал на телегу.

* * *

Ближе к полудню караван, вместе с остальным конвоем, остановили. Был объявлен привал и, к радости и облегчению Эллен и ее сестер по цепи, им разрешили опуститься на колени. Они должны были стоять, повернувшись вправо, широко расставив колени, положив руки на бедра, опустив голову вниз.

Эллен вдруг испугалась, что больше не сможет сделать ни шага. Ноги гудели. Мышцы болели. Голова горела. Все тело зудело от покрывавшей его пыли смешанной с потом.

Как она завидовала тем рабыням, что сидели в рабских фургонах!

Теперь, когда Эллен стояла на коленях, повернувшись вправо, цепи с ее ошейника тянулись влево и вправо, а не вперед и назад, как на ходу. Это — обычное положение каравана для того, чтобы накормить и напоить рабынь.

— Голову поднять, — услышала она, женский голос. — Рот открыть, руки держать на бедрах.