Дара ввалилась в щель между шелковыми занавесками. Вслед ей неслись бурные аплодисменты. О да, у нее все получилось, и она с благодарностью рухнула на колени. На какое-то время она могла забыть об опасности встретиться с тугой кожей. Надо признать, что Дара была настоящей красавицей. Она значилась под номером пятьдесят один, число невысокое математически, но весьма значимое с точки зрения рынка, учитывая общее количество выставленных на продажу женщин. Эллен рискнула предположить, что Дара совсем не случайно изначально была заявлена как последняя танцовщица. Несомненно, покупатели назначили бы за красотку Дару, выставленную на сцену аукциона самую высокую цену, оценив не только ее навыки как танцовщицы, но и ее очевидный потенциал как обычной рабыни для удовольствий.
На этот раз Эллен не планировала медлить со своим возвращением на арену.
— Браслет, быстрее! — по-хозяйски скомандовала она Даре, и та, совершенно пораженная ее напором, немедленно отреагировала именно так, как и должна реагировать рабыня, сдернув браслет со своей руки, склонив голову и протянув его Эллен.
— Спасибо, — бросила девушка и, схватив украшение, быстро нацепила его на левое запястье, и, мимоходом чмокнув Дару в щеку, выбежала из гримерки.
Эллен было известно, что ей выпало быть последней танцовщицей этого вечера, по крайней мере, в круге Ба-та. Чуть-чуть не дойдя до центра круга, она сделала вид, что споткнулась. Это было похоже на то, как она сделала это вначале, но на сей раз, это было сделано преднамеренно. Эллен хотела, чтобы ее движения выглядели неуверенными, испуганными. Она, повинуясь музыке, сделала оборот вокруг своей оси, а затем подняла левое запястье и с тревогой уставилась на него. По толпе пронесся вздох и возбужденный ропот. На этот раз, в отличие от ее предыдущего выхода, на левом запястье девушки красовалось металлическое кольцо. Разумеется, то, как она со страхом и волнение смотрела на него, должно было предложить, что это был браслет рабыни. Учитывая финальный акт ее второго появления на арене, это могло означать, что она, пленница, оказалась во временном порабощении. И конечно, движения Эллен имитировали движения новообращенной рабыни, робкой, пугливой, пока только пытающейся осознать, что для нее будет означать быть собственностью. Казалось, что только в этот момент она впервые за все свои выходы заметила, что на ее левой лодыжке повязаны и звенят колокольчики. Она вскрикнула в страдании и отчаянии, и, казалось, едва могла двигаться. Понятно, что теперь, раз уж на ней были рабские колокольчики, она должна быть порабощена. Естественно, что рассматривая колокольчики, Эллен в запахе красной шелковой юбки продемонстрировала свою ногу, левую, как раз ту, что предназначена для клейма. И красота ее ноги не осталась незамеченной мужчинами, привыкшими владеть женщинами.
— Ай-и, ай-и! — послышались со всех сторон мужские крики.
Девушка же, не обращая внимания на их крики, обрамила пальцами левой и правой рук крошечную отметину, красовавшуюся на ее левом бедре. Этот жест был встречен восторженным ревом всех присутствовавших мужчин. Разумеется, она была заклеймена, и следовательно, теперь не могла быть никем кроме как рабыней! Эллен словно и не слышала их, казалось, она была наедине с собой, быть может, в доме своего господина, или в пределах стен, окружавших внутренний дворик или сад удовольствий. Затем ее руки потянулись вверх, как будто для того, чтобы ощупать притаившееся там кольцо неволи. И снова мужчины с восхищением приветствовали это ее действие.
— Узнай себя рабыня, познакомься с мелкой шлюхой! — выкрикнул кто-то из мужчин, и Эллен вместе с музыкой, закрутила головой, как будто в недоумении. Казалось, она не могла поверить в то, что с ней произошло, в то, что с ней сделали!
— Эй, рабыня! — крикнул ей другой мужчина. — Давай, целуй плеть!
И тогда Эллен, двигаясь вместе с музыкой, сыграла, что наконец заметила, лежавший на песке слева от нее лоскут шелка, ту самую вуаль, от которой она ранее избавилась. По-видимому, ее оставили там специально. Девушка, ступая в такт музыке, приблизилась к этому предмету. Она выглядела испуганной. Подойдя вплотную, Эллен наклонилась и потянулась к вуали рукой.
— Только попробуй! — тут же раздался мужской окрик.
И тогда она в страхе отдернула руку и, распрямившись, повернулась, не забывая при этом, следовать за музыкой. У девушки больше не было права касаться вуали. Пусть, случись ей быть рабыней женщины, ей часто пришлось бы обращаться с ее одеждой, помогая своей хозяйке в ее покоях, но крайне редко, если когда-либо вообще, ей будет разрешено носить одежду свободной женщины. Как я уже упоминала, для рабыни попытка надеть такие предметы одежды может быть расценена преступлением, караемым смертной казнью.