Она украдкой взглянула на Селия Аркония. Молодой человек, казалось, потемнел от охватившей его ярости. Эллен улыбнулась и невинно отвернулась, сделав вид, что не замечает его состояния.
— Следи за обстановкой по сторонам и позади нас, — велел ей Порт Каньо.
— Да, Господин, — кивнула она.
Однако в течение всего того дня, ни она, ни остальные, ничего подозрительного больше не заметили. Не было ни тарнов, ни тарнсмэнов, ни торговцев, вообще никого.
Они спокойно шли своей дорогой.
Возможно, на следующий день, или днем позднее, они могли бы достичь того места, где были спрятаны тарны. И где-то в той местности Боск из Порт-Кара и Марк из Форпоста Ара, собирались оставить их отряд, который должен был свернуться в направлении Виктэль Арии, и, в конечном итоге, к Ару. Точно Эллен этого знать не могла. Такие вопросы не обсуждают с рабынями, и уж конечно, не спрашивают их мнения или желания. Разумеется, девушка ненавязчиво и, настолько это было незаметно и возможно, прислушивалась к беседам мужчин. Известно, что на Горе есть высказывание смысл, которого сводится к тому, что любопытство не подобает кейджере. С другой стороны, интересно, кто-нибудь, когда-нибудь слышал о кейджере, которая не была бы любознательна? В конце концов, чего еще ожидают от нас эти животные? Мы — женщины, и мы рабыни.
Она пришла к заключению, что Ар ждали большие перемены.
Ходили слухи, что Марленус, Убар Убаров, вернулся в Ар, и многие в это верили. Гарнизон Ара, по большей части состоявший из наемников, лишился денег на оплату их контрактов, следовательно, возможны были беспорядки. Самые нетерпеливые утверждали, что в городе вот-вот вспыхнет восстание.
В тот день Боск из Порт-Кара дважды требовал остановиться. Тому не было какой-либо понятной Эллен причины. После второго требования остановки он запрыгнул в кузов фургона и встал около нее. При этом рыжеволосый не уделил ей даже толики своего внимания, а лишь осматривал окрестности. Девушка замерла, стараясь даже дышать через раз. Этот человек пугал ее до слабости в животе. Она не осмеливалась встречаться с его глазами. И она не могла понять: этот зверь производил на нее такой эффект, потому что она теперь была не больше, чем никчемная, закованная в наручники, полуголая рабыня в гореанском ошейнике, или скорее просто потому, что она была женщиной? До Эллен вдруг дошло, что даже повстречай она его на Земле, среди того, что называется признаками и благами цивилизованного общества, например, на приеме, будучи одетой в строгий костюм или сложное платье до пят, туфли и, возможно, с ниткой жемчуга на шее, она, скорее всего и тогда, почувствовала точно такой же страх перед ним. Смогла бы она устоять перед ним? Эллен сомневалась в этом. Она подозревала, что скорее всего, глядя в его глаза, даже в таком зале, в таком месте, в такое время, она смогла бы прочитать в его пристальном взгляде спокойные огни команд. Эллен была уверена, что даже там, даже в том маловероятном месте и времени, поняла бы, на неком подсознательном уровне, что она смотрит в глаза Господина, того, кто мог разглядеть в ней рабыню и того, кто знал, как надо с ней поступить. Она тряслась бы от ужаса даже там. О, она, скорее всего улыбнулась бы ему и мгновенно отвела бы взгляд, а потом болтая о всякой ерунде, смеясь невпопад, отчаянно надеясь скрыть истеричные нотки, поспешила бы покинуть комнату, однако зная, что его глаза по-прежнему следовали за ней, раздевая и небрежно примеряя на нее цепи.
По его предложению, после того, как он спрыгнул с кузова фургона, движение их отряда замедлилось.
Эллен боялась принадлежать ему. Она буквально кожей ощущала, что он прошел через множество жестоких ситуаций, и возможно, знал вкус предательств. Она не думала, что захотела бы оказаться на месте мужчины или женщины, посмевшей предать такого мужчину.
Он был немногословен, и от него исходили флюиды опасности.
Дважды за время пути после второй остановки Эллен, со своего места в кузове фургона, замечала, что он воин отходил в сторону и останавливался. Его голова при этом была поднята, словно он принюхивался к запахам, которые приносил ветер.
Той ночью они не разводили костров.
После того, как она поцеловала, развернула и подготовила одеяла для мужчин, причем для своего хозяина последнего, как здесь было принято, она легла подле Селия Аркония, ее господина, прижавшись щекой к его бедру. В этот раз он не стал надевать на нее наручники, и даже не стреножил, оставив ее лодыжки свободными от кандалов.
«Я могу убежать, — подумала Эллен. — Неужели он хочет, чтобы я убежала?»
Она немного поерзала и, повернувшись на спину, уставилась на выплывающие из облаков луны.
«Или он просто настолько высокомерно уверен во мне, что считает, что я не посмею убежать? Безусловно, Гор не самое подходящее место для побега. Здесь беглянку ждет множество опасностей, поля, хищники, голод, жажда, вероятность другого ошейника, ужас возвращения и наказания, суровость которого я боюсь себе даже представить».