Дрожа одновременно от испуга и злобы, он сумел приподняться, в то же самое время как Майю намертво пришпилили к полу двое гвардейцев, надавив на её тело всей своей массой. Несмотря на то, что девушка могла поклясться, что её рёбра вот-вот с хрустом треснут, она не издала ни звука, которые могли бы послужить комплиментами для «свиней» в форме имперцев.
– Мда-мда-мда, – без устали повторял агент, прижав к разодранной щеке национальный флаг с изображением сердца, – мда-мда, – наконец, закончил свою тираду агент.
– Похоже, если уж я свинья, то вы, моя дорогая, собака, раз так кусаетесь, – как бы невзначай, прохаживаясь рядом с Майей, «свинья» откинула свой сапог и со всей скоростью и силой, на которую была способна, ударила по лицу пригвождённую женщину.
– Но я ведь не такой злой, как люди, – присев на корточки и погладив пальцем лоб девушки, прошептал агент, – я не дам вас усыпить или запереть где-нибудь как бешеную суку, нет, я уверен, что ваше безумие излечимо, правда!
«Свинья» резко схватил девушку за подбородок, таким образом, заставив её негромко вскрикнуть, чем вызвал одобрительные ухмылки у гвардейцев.
– Так, так, дайте-ка посмотреть, – агент надавил на её щеки, заставив девушку снова вскрикнуть и открыть окровавленный рот.
– Ой, ой, – покачал головой агент, – похоже, вам и протезирование не помешает.
– Господа, – обратился он к гвардейцам, – пожалуйста, проследите, чтобы лицо этой восхитительной девушки было приведено в порядок, иначе, если этого не произойдёт, то мужчины ли мы после этого?
Те с согласием кивнули и, чуть не вырвав руки Майе, поволокли её к выходу.
– Скорейшего выздоровления, моя дорогая! – в следующий раз, когда мы встретимся, уверен, вы будете уже совершенно…
115. – Здорова! – попытался улыбнуться Майкл.
– Буду, буду… – высмаркиваясь в платок, отозвалась Гелла, – так как нам, по-твоему, завершить эту партию?
– Я думал, это будет сюрприз, – горько хихикнул Майкл. – Как муж? – решив пока что оттянуть ответственный момент и поговорить о более насущном, возможно, в последний раз.
– Я молю всех богов, которые существуют во всех возможных мирах, чтобы у него хватило сил пережить всё это, но ещё больше я беспокоюсь за Джареда. Я даже представить себе не могу, что может случиться…
– Может быть всё отменить? – ледяным тоном проговорил Майкл.
– Я не смогу этого простить себе никогда. Понимаешь? И хотя я до сих пор каждую секунду думаю об этом, позволить себе такую роскошь, как струсить и отступить, просто не могу!
– Понимаю, – виляя в потоке ночного движения, выдохнул друг, – но разве тебе не хочется перед тем, что грядёт, увидеть сына?
– Он не отпустит меня, понимаешь?
– То есть?
– Я это чувствую, Майкл. Я же мать, если я увижу его, то я просто не смогу оставить его одного, да и он мне не позволит.
– Возможно, это будет правильным, – продолжил Майкл, – в конце концов, может так сложиться, что мне одному удастся стать триггером к тем переменам в мире, которых мы ждём…
– Это не ради перемен, – мрачно заметила Гелла, – если ты предлагаешь то, о чем я подумала с самого начала, то это вряд ли что-то изменит, несмотря на всю ту информацию, которая уже доступна жителям Империи и «старой гвардии», ничего не поменяется, так что надежды на людей у меня нет никакой.
Майкл резко затормозил, свернув к обочине, и впился руками в руль.
– Гелла, ты хоть осознаешь, о чём говоришь? – с надрывом выпалил Майкл.
– Да.
– Нет, ты не понимаешь! – теряя над собой контроль, перешёл на крик Майкл, – ты говоришь, что всё это зря! Ты говоришь, что фактически признаёшь поражение ещё до начала боя! Зачем тогда это всё, если своей смертью мы никого не спасём? Если, если… Понимаешь, у меня ведь тоже есть семья, мы оставим их всех, ты оставишь своего мужа и Джареда одних с этой болью! Я говорю как есть, и ты знаешь это! Это билет в один конец! А ты утверждаешь, что всё это просто пшик, что это ничего не изменит! Тогда скажи, ради кого это всё, а? Ради кого и чего? Ты хочешь потешить свое самолюбие, получить минуту славы? Что это тебе даст? Неужели нет какой-то высокой цели, кого-то спасти в будущем от беспредела Империи, стать примером для подражания или же…
Гелла повернулась к Майклу и положила ладонь на побелевшие костяшки его руки, которые сжимали руль. – Глупый, конечно же нет!.
Майкла как обухом по голове ударило. – Но тогда, Гел, если даже ты не веришь, зачем это всё?
– Ради свободы.
– Какой свободы? – не понял Майкл, – если ты говоришь, что это не сделает никому …
– Моей свободы. Если я чего-то боюсь, то я навсегда останусь тут, понимаешь? Тут, тут, тут! Я буду пленницей этого мира, но если я переступлю через себя, то уже ничто не будет мной управлять, даже этот мир, или что это такое на самом-то деле.
Майкл не слышал ещё более глупого признания в осознанном суициде. Но что-то всё же тронуло его сердце, заставив кровь бежать быстрее, а кожу покрыться мурашками с ног до головы.
– К тому же, – Гелла весело улыбнулась, – я покажу Харту, у кого на самом деле тут есть яйца.