Признания в любви. «Образ чистой красоты»

«Моя прекрасная леди»

Дорогая цена самоуверенности

Даже сейчас, через столько лет после съемок, у меня мороз по коже от одного воспоминания о фильме. «Римские каникулы», «Забавная мордашка», «Как украсть миллион», «Шарада», «Завтрак у Тиффани» были праздниками, «История монахини» трудной душевной работой. «Моя прекрасная леди» сочетала в себе все – тяжелый труд, упорство, с которым я училась петь, и праздник из-за божественных партнеров, работы всей съемочной группы, костюмов, самого текста и прочего, прочего, прочего…

Я получила эту возможность – сыграть Элизу Дулиттл! Уже одно это было праздником.

Сам мюзикл создан на основе пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион». По сюжету сухой, довольно занудный профессор Генри Хиггинс заключает пари со своим другом, что может обучить хорошим манерам и произношению любую замарашку так, что светское общество ни за что не догадается, кто она. Как раз в тот момент приятелям подворачивается действительно замарашка – продавщица цветов, у которой жуткий выговор «кокни» – лондонских низов – и ни малейшего представления о правилах приличного поведения. Пари заключено, работа началась.

Генри Хиггинс действительно перевоспитал Элизу Дулиттл, и ее приняли за заезжую принцессу. Кто же тогда мог подумать, что между сухарем-учителем и строптивой ученицей вспыхнет настоящее чувство?

Я мечтала об этой роли, как только появилась на Бродвее. Это, конечно, было заоблачной высью, потому что у роли есть много сложных вокальных номеров. У меня таких данных просто не было, о нескольких простых нотах и гитарном сопровождении речи идти просто не могло, но я так хотела эту роль…

В бродвейском спектакле Элизу Дулиттл играла Джулия Эндрюс, вокальные данные которой были просто великолепны! Молодая, красивая, задорная, она и пела, и двигалась прекрасно, чем обеспечила обожание зрителей. Мюзикл на Бродвее выдержал 2717 представлений, билеты раскупались на полгода вперед, сам спектакль сняли, кажется, просто потому, что он надоел самим исполнителям. Профессора Хиггинса на театральной сцене играл Рекс Харрисон, который работал в паре с Джулией Эндрюс с удовольствием и полным взаимопониманием.

Вдохновленный сценическим успехом «Моей прекрасной леди», Джек Уорнер заплатил за право экранизировать мюзикл сумасшедшую по тем временам сумму – 5,5 миллиона долларов! Бюджет картины грозил превысить 17 миллионов, сделав ее самой дорогой на то время. Все обещало немыслимый блеск. Снимать фильм предстояло Джорджу Кьюкору, костюмы создавать божественному Сесилу Битону… Конечно, я предпочла бы своего обожаемого Юбера, но тот не участвовал в создании исторических костюмов. Художники трудились над декорациями, шились роскошные костюмы, изучалось все, что имело отношение к началу двадцатого века, потому что действие фильма происходит в 1912 году.

Мне снова предстояло погрузиться в мир костюмных съемок и даже для начала сыграть замарашку, но беспокоило не это. Я прекрасно понимала, что не обладаю достаточными вокальными данными для блестящего исполнения своих партий, а потому решила усердно трудиться над постановкой голоса все время подготовки к съемкам, чтобы к началу записей спеть достаточно хорошо. Кьюкор и Уорнер обещали мне это.

В составе «Моей прекрасной леди» я была «пришлой», «чужой», причем не слишком желанной чужой. Дело в том, что в бродвейском спектакле профессора Хиггинса тоже играл Рекс Харрисон, оформлял его Сесил Битон, даже Альфреда Дулиттла, отца Элизы, играл тот же Стэнли Холлоуэй, что и в спектакле. Не хватало только замечательной Джулии Эндрюс, которую я и заменила. Заменила против воли всех участников!

Харрисон желал видеть в этой роли свою партнершу по сцене, остальные тоже, не говоря уже о зрителях и даже критике. Мюзикл обожали, Джулию в роли Элизы тоже, иногда казалось, что мне не могут простить такого «захвата» роли, тем более сама Эндрюс очень хотела сыграть и в кино. Не стоит говорить, что меня страшно нервировало такое положение дел. Может, Кэрри Грант, которому предлагалась роль профессора Хиггинса, прав, отказываясь в пользу Рекса Харрисона? Правда, вежливый, когда нужно, Грант облек свой отказ в мягкую, почти ироничную форму, заявив, что его английский куда хуже моего и больше похож на язык Элизы Дулиттл, чем ее учителя.

Преодолевать такое пусть не сопротивление, но неприятие трудно, я не знала, что все еще впереди. С Харрисоном мы подружились на съемках, с остальными тоже, а вот переубедить зрителей и критику, что я играю не хуже, чем исполнительница в бродвейском спектакле, в Америке не удалось. Европа, не видевшая Джулию Эндрюс на Бродвее, приняла меня хорошо, Америка нет. Свою роль в этом сыграл еще один не слишком приятный факт, но о нем чуть позже.