Поэмы эти были напечатаны по английскому переводу, сделанному с гэльского языка молодым шотландским учителем Джеймсом Макферсоном по настойчивым просьбам его влиятельных друзей и покровителей. Среди них сразу нашлось немало влиятельных поклонников древнешотландского эпоса, с отрывками из которого они уже имели возможность познакомиться. В их числе был даже премьер-министр Великобритании лорд Бьют, шотландец по происхождению. Речь шла о цикле лиро-эпических поэм, приписываемых воину и барду Оссиану, сыну Фингала, короля легендарного государства Морвен в западной Шотландии. Макферсон относил время жизни Оссиана к концу II — началу III века н. э., то есть считал его современником римских императоров Севера и Каракаллы. В поэмах повествуется о кровавых битвах, неустрашимых героях, воинских подвигах, о любви, охоте и схватках с дикими животными — и все это на фоне сумеречного пейзажа и зловещих призраков шотландских гор, о чем поет старый полуслепой Оссиан, воскрешая в памяти события былых лет. Впечатление, произведенное публикацией оссиановского эпоса, хорошо передают слова известного английского поэта Томаса Грея: «Я сошел с ума от них… Я так потрясен и в экстазе от их бесконечной красоты». В Германии Гете писал: «Оссиан ближе моему сердцу, чем Гомер. Какой возвышенный и благородный мир он открыл мне!». Так же восторженно отзывался об Оссиане И.Г. Гердер, во Франции к нему присоединился Д. Дидро. В следующем поколении такими же оценками награждали оссиановский цикл Шиллер, Шатобриан и многие другие. В России молодой Карамзин писал, что его воображение «заполнено Оссианом». К оссиановским мотивам обращались Жуковский, Державин, Крылов, Пушкин в лицейские годы. И не менее, чем эти отклики великих писателей, о мнении европейского общества свидетельствует тот факт, что сочинения Оссиана были в походной библиотечке Наполеона. (Об этом известно из мемуаров Бурьена, в целом подложных, но в них были использованы и подлинные заметки личного секретаря императора.)
В Англии в первоначальный шумный восторг вскоре стали вплетаться отдельные голоса скептиков. Им возражали, указывая, в частности, что считать, будто поэмы оссиановского эпоса — подделка Макферсона, — нелепо хотя бы потому, что литературные его произведения, опубликованные под собственным именем (трагедия в стихах «Горец»), не обнаруживают у автора даже намека на литературный талант. Стоит обратить на это особое внимание, поскольку во многих спорах об аутентичности (включая и «Слово о полку Игореве») противники идеи мистификации неизменно утверждают, что у предлагаемых кандидатов в авторы доказано отсутствие литературного дарования или наличия знаний, необходимых для подделки произведения, о котором ведется дискуссия. Пример Макферсона доказывает, что способность к подражанию стилю предполагаемого автора может быть не связанной с литературным дарованием. Искусство стилизации ярко проявилось в английском переводе оссиановских поэм. Оно стало еще более неоспоримым, когда после полустолетнего перерыва и после смерти самого Макферсона был опубликован текст гэльских «оригиналов» (сами рукописи так и не были предъявлены).
Уже в 60-ые годы XVIII века против аутентичности «Оссиана» выступили крупнейшие авторитеты, включая «литературного диктатора» С. Джонсона, часть горячих почитателей превратилась в неистовых противников Макферсона. Спор этот продолжался вплоть до последней трети XIX столетия, когда в результате археологических открытий выявилось, что предки шотландцев жили не в пещерах и дворцах, как утверждается в «Оссиане», а в хижинах, что поэмы отличаются по языку от записанных образцов древнешотландской поэзии. Но окончательно вопрос о подлинности или подложности части поэм так и не получил решения до настоящего времени. Также по-прежнему не установлено, был ли автором мистификации сам Макферсон, что более вероятно, или какое-то другое лицо, оставшееся неизвестным.
В самый разгар споров о подлинности «Оссиана» появилась еще одна мистификация, оставившая глубокий след в истории английской поэзии. Ее автор Томас Чаттертон прожил недолгую жизнь: он родился в 1752 г. и покончил с собой восемнадцати лет от роду. Отец его был известным в Бристоле музыкантом, поэтом и антикваром. Дядя мальчика служил пономарем в старинной Редклифской церкви, где Томас в детстве и в юношеские годы проводил долгие часы, уединяясь от современной прозаической действительности в созданных его воображением, овеянных романтической дымкой картинах жизни былых столетий. Отданный в школу, он пристрастился к чтению книг, повествующих о таинственном и завлекавшем его мире средневекового прошлого. Уже в 12 лет у Чаттертона возникла мысль о той историко-литературной мистификации, которая привела его к безвременной смерти и обеспечила место среди великих писателей Англии.