– Не забыл, душа моя, не забыл! – граф упал на колени и уткнулся головой в живот Варвары. – Потому и прошу женой моей стать, потому, как дите должно в браке законном родиться. О тебе пекусь, неужели не понимаешь?
– Дмитрий, прекрати, поднимись сейчас же. Кучер смотрит.
– Плевать мне на кучера! На целый свет плевать, если тебя со мной не будет!
Граф, как безумный, принялся целовать живот Варвары, обнимать колени, прикладывая ее ладошки к своим колючим от щетины щекам.
– Хватит уже, вставай, – Варвара разозлилась и стала сама поднимать графа с колен. – Если любишь меня, то терпи. Недолго осталось, срок уже подходит. Окрестим наследника и сразу же обвенчаемся.
– Что ж, – мужчина встал на ноги и, словно ничего не было, подставил Варваре локоток. – Будь по-твоему.
В усадьбе граф попросил Варвару поужинать с ним, но та отказалась, сославшись на головную боль. Хотела уже уйти в свою комнату, когда в залу вошел Захар. Окинув взглядом изменившуюся Варвару, он стушевался, но взял себя в руки и заговорил о чем-то с хозяином.
С того самого дня, как Варя вернулась в поместье, Захара точно подменили. Он стал угрюмым и молчаливым, с Варей держался холодно и отстраненно. Она много раз пыталась с ним поговорить, все рассказать, но Захар словно оглох и ослеп. Никаких разговоров не хотел и повторял лишь одно:
– У нас теперь разные дороги, Варвара.
В конце концов, Варе и самой надоело биться головой о каменную стену. Не хочет знать правду, его право. Она больше не станет ничего говорить.
Вскорости после того, как она поселилась в поместье, граф отправил Захара в столицу на обучение. Он вдруг решил сделать его управляющим.
Варвару мучило чувство безысходности и покинутости. Она была чужой в этом огромном доме и совсем одинокой. Даже кухарка, которая принимала ее, как родную, теперь звала не иначе как «хозяйкой».
И вот теперь, спустя почти полгода, Захар вернулся.
Пока его не было, Варя совсем редко выходила из своей спальни, только просила иногда отвезти ее к реке, где она могла часами стоять в молчании. Граф списывал ее причуды на беременность, а Варя украдкой плакала и мечтала, что однажды этот кошмар закончится. Скучала по тем временам, когда колесила с труппой артистов по городам и весям, была легка и беззаботна, как мотылек. А потом этот мотылек сам полетел на пламя свечи и опалил свои крылышки. И первый раз в жизни она вдруг подумала, что ей больше некого винить. Содеянное лежало на сердце тяжким грузом.