Призрачный омут

– Можно мне горячий шоколад с шариком мятного джелато?

Официант делает восторженный жест, поднимая руку вверх:

– Джелато перед ужином! Синьорина, вы покорили мое сердце.

Он поворачивается к Джексону.

– Мне, пожалуйста, домашний рутбир[9]. И да, еще мы будем салат из рукколы и пармезана, феттучини с грибами и вашу фирменную пиццу с бурратой, базиликом и розовым соусом.

Официант одобрительно кивает и забирает у нас меню:

– Хорошо, синьор.

– Ты что, сделал заказ за меня? – спрашиваю, когда официант уходит.

– Ага, – не отрицает Джексон.

Пристально смотрю на него, не зная, возмущаться или нет его наглости. Все, что он заказал, мне нравится, к тому же я не уверена, что нам сейчас нужно спорить о чем-либо.

– Итак, в чем дело? Не подумай плохого, я впечатлена, честно. Но это место совсем не похоже на забегаловку, где можно поговорить… обо всем.

– Прими этот ужин как извинение, – с легкой улыбкой говорит Джексон. – Мне стоило быть мягче в эти дни. Так что, я исправляюсь. К тому же, – смеется он, – хочу отметить, что любая нормальная девчонка сейчас бы пищала от восторга, пригласи я ее в такое место. А ты выискиваешь подвох.

– Жизнь с Вивиан научила меня быть осторожной с людьми, которые чересчур милы, – неосознанно брякаю я.

Черт, прям как на стол плюнула.

Джексон хмурится.

– Ты в порядке?

– Прости, все хорошо. Вырвалось. Заносит временами.

Возвращается официант с моим заказом. Мятное джелато, плавающее в горячем шоколаде, – само совершенство.

– После того как умер твой отец, а у мамы начались проблемы, сколько месяцев ушло на то, чтобы вернуться к обычной жизни?

Взгляд голубых глаз Джексона смягчается:

– Уф… думаю, только через год стало легче. Долго не мог прийти в себя.

– Знаешь, иногда находит такое, что думаешь: «Я никогда не была такой счастливой». – Отпиваю немного горячего шоколада. – А потом внезапно на голову обрушиваются воспоминания, и я… не знаю… ощущение, что я сама себя обманываю.

Официант приносит нам салат с рукколой, щедро посыпанный тертым пармезаном, от него исходит легкий аромат лимонного сока. Джексон погружает вилку в салат.

– Помнишь, я рассказывал, как после смерти отца мама считала, что он рядом с нами.

– Угу. – Я жую пряные листья.

– В общем, я тоже так думал.

Замираю, не успевая донести вилку до рта:

– А он был с вами?

Джексон пытается мне сказать, что когда-то верил в духов? Он пожимает плечами.

– Понятия не имею. Никому в городе не нравилось мамино увлечение травами и зельями, особенно то, что она сошлась с твоей бабушкой. Когда мама начала разговаривать с умершим отцом, это стало последней каплей. Ну, и я попал под раздачу.

– Я думала, в Салеме любят все странное. Ты же сам говорил… смастерить волшебную палочку – главное событие года. Как они могли сорваться на вас за разговоры с призраком?

– Любят, но местные жители не так просты, к тому же мама не из рода ведьм. Среди тех, кто ее невзлюбил, была семья Лиззи. Так что, думаю, ты легко можешь представить, что со мной творилось в школе. Каждый день – какое-нибудь публичное унижение, но я-то ладно. Сама знаешь, трудно держать себя в руках, когда кто-то оскорбляет любимых людей. Они каждый день пытались меня ужалить. Тогда только Диллон был моим другом.

Никогда не думала, что тактика Наследниц оказывает влияние на людей, подобных Джексону, и особенно таким отвратительным образом.

– Жуть какая.

Он взглядом изучает мое лицо:

– Вот почему я не выношу все эти сверхъестественные штучки.

Официант возвращается и ставит на стол тарелку феттучини и подставку с пиццей. Запахи сыра, грибов и свежего теста обволакивают нас подобно нежным объятиям. Сразу хватаю кусок пиццы.

– Теперь понимаю. Мою встречу с магией Салема тоже волшебной не назовешь. А папа вообще взбесится, если узнает, насколько все серьезно.

– То есть про магию ты с ним вообще не говоришь?

Я уставилась на еду. Черт, говорить правду сейчас совсем неуместно.

– Нет. Веду себя так, словно ничего не случилось. И мы не вспоминаем о Вивиан.

– Ясно, – кивает он, и я поднимаю взгляд. – Да, мы все что-то утаиваем от родителей, чтобы меньше их расстраивать. – Джексон отпивает рутбир из стакана, ставит его на стол и барабанит пальцами по столешнице, словно раздумывая. – Кстати… шум, который ты услышала утром во время завтрака. Ты всем врала, потому что защищала отца?

Делаю глубокий вздох.

– Да.

В ту же секунду я улавливаю отвратительный соленый запах и роняю вилку. Рядом с нашим столиком стоит утопленник, у его ног на полу растекается лужа. Его лицо покрыто щетиной, а глаза скрывает тень от шляпы. Пульс отзывается у меня в ушах.

– Сэм? – окликает меня Джексон, но я не смотрю в его сторону.

Утопленник протягивает руку, на его раскрытой ладони лежит старинный собачий ошейник. Я встаю и отодвигаю стул.

– Сэм, что с тобой? – спрашивает Джексон и тоже поднимается из-за стола.

Призрак утопленника подходит ближе, вталкивая мне в руки собачий ошейник.

– Не глупи. Забирай, – говорит он с акцентом, кажется, ирландским.