Призрачный престол

Казначей, казалось, слегка колебался. Он недружественно покосился в сторону капитана Колдера, по-прежнему держась за рукоятку шпаги, и выразительно поморщился.

— Это обязательно? — спросил лорд Холпин. — Мы не сказать, что союзники.

— Для успеха дела — обязательно. Потом, если хотите, можете принца Остина от регедского престола отречь. Не знаю, какие процедуры существуют в вашем государстве на этот счет. Это ваши внутренние дела, и я, как чужеземец, в них лезть не намерен. — «Потом, если все пройдет успешно, меня все равно не останется на белом свете. Только вам, господа хорошие, до этого, кажется, и дела особенного нет — а мне уж и подавно».

В конце концов, это было бы даже честно, погибнуть наконец. Глупо цепляться за жизнь, которая все равно закончилась. Он и так сделал много дурного — развязал междоусобную войну, в которой горел Иберлен и погибло немало людей. «Я тогда верил, что возвращаю принадлежащую мне по праву корону, но чем я отличался от Айдана Бирна? От Трева Кинрига? От всех, кто от начала времен играет в эту игру? Все мы мазаны одним цветом, и снисхождения никто не достоин. Если я явился в эту страну — значит, зачем-то был здесь нужен. Не хочется верить, что я просто заблудился в тумане. Доведу дело до конца, тогда и можно возвращаться в уготованную мне тьму».

Под непреклонным взглядом Гледерика Грегор Холпин сказал:

— Сим провозглашаю Остина Колдера, сына принца Брейта, наследника дома Кольдингов, законным королем и сюзереном Регеда, Бринейха, Годдодина, Дал Риады, Истрад Клуда и Эйрона, а также всех прочих подвластных земель. Да будет правление его славным, да будет его клинок безжалостным, да будет его суд справедлив, — казначей явно произносил ритуальную формулу. — Да не оскудеет его мошна, да плодится и множится его народ, да плодоносят поля, да будут боги к нему справедливы. Долгих лет Остину Четвертому, властителю Регеда.

На лице Остина Колдера отпечатались сложные чувства. Гледерик даже при всем желании затруднился бы их в точности описать. Удовлетворение? Предвкушение? Гордость? Торжество? «Интересно, как выглядел я сам, когда архиепископ Тимлейнский возлагал на меня королевский венец? Стоила ли овчинка выделки? Тогда я в этом не сомневался, а теперь не пойму. Может, когда Айтверн выпустил мне кишки, он был не настолько не прав?»

— Прекрасно, — вслух подытожил Дэрри, стараясь не думать ни о какой ерунде. — Поздравляю вас, Остин Четвертый. Ты долго к этому шел и, верю, ты этого достоин. А теперь идемте, показывайте, лорд Грегор, где эти треклятые королевские реликвии хранятся. Страсть как интересно на них посмотреть.

Глава 26

Лишь зайдя в забитую сундуками просторную сокровищницу, Гледерик испытал ни с чем не сравнимый приступ страха. Прежде с ним никогда не случалось подобного. Хотелось сползти на пол, забиться в истерике, закричать и завыть. Сердце колотилось в бешеном ритме, заломило виски, как если бы на его плечах уселись невидимые лепреконы и принялись стучать по голове молотками.

«Что, — подумалось ему, — если я не сумею провести чертов ритуал, о котором распинался перед гибелью некромант?» Объяснения Бирна прозвучали вполне внятно, но всегда остается возможность ошибки. Может статься, убив некроманта, он, Гледерик, подписал смертный приговор этому миру. Уничтожил единственного человека, который знал, как следует действовать.

Дэрри встряхнулся. Заставил себя успокоиться.

«От некроманта наверняка остались бумаги, не с потолка же он взял, о чем разглагольствовал. Найдем их, и тогда все станет яснее, а пока все равно можно сделать попытку, пробный заход».

В древние каменные стены крепости колотился дождь, факелы, развешанные по углам, нещадно дымили, снизу больше не доносилось звуков сражения, а слуги торопливо разбирали наваленные сундуки, подчиняясь коротким быстрым приказам Холпина. Наконец искомое оказалось найдено. Лакеи вывалили на прямоугольный деревянный стол, расположенный в самой середине залы, обломки церемониальных меча и чаши, на протяжении столетий остававшихся неотъемлемой собственностью регедских королей. Гледерик и Остин склонились над осколками чаши Фуахд и меча Тейн, с любопытством их разглядывая.

Меч не производил особенного впечатления — простая сталь, не худшего качества, но и ничего запредельного, расколотая, вдобавок, вдребезги. Обычная костяная рукоять, перевитая шнуром, заканчивалась обломком клинка. Наверно, пресловутый Тейн был неплох в бою, но от прославленного в здешних краях колдовского меча Гледерик ожидал большего. Никаких рубинов и аметистов не украшало эфес, по древней стали не вились магические руны — таким оружием вполне мог бы сражаться ландскнехт. Совсем как мечи, которыми пользовался сам Дэрри. Что касается Мирддиновой, так вроде этого легендарного волшебника звали, чаши Фуахд, та и вовсе оказалась сделана из меди, лишь покрытой золотыми письменами. Все осколки, и Тейна, и Фуахд, в свое время тщательно собрали. Клинок оказался разбит на семь или восемь частей. Чаша — на несколько десятков.