— Крейтона пытаются убить? Кому он вообще сдался? Захудалый род.
— Именно это я и пытаюсь выяснить, сударь. Не мешайте.
Колдер выдохнул. Потянулся было к кружке — но Дэрри ударил его по ладони.
— Полагаю, с вас на сегодняшний вечер достаточно, любезный.
— Извините, — сказал капитан, отводя взгляд. — Будто нашло что-то. И дело не в выпивке, я умею пить, уж поверьте. Просто… как-то все одно к одному наложилось.
— Великодушно прощаю. Могу понять — тяжелый день, непростое время. Только впредь извольте не называть мою рожу разбойной. Я происхожу из дома более благородного, чем большинство дворян в вашем вшивом королевстве, а в рыцари был посвящен самим королем. Если мои манеры кажутся вам грубыми, так лишь потому, что я много времени провел среди наемных солдат. Как и вы сами, я полагаю.
— Вы назвали Регед вшивым, — кажется, из всей его речи Колдер уловил только это.
— Только не начинайте снова, я вас прошу.
— Хорошо, — капитан осторожно взялся за кинжал, но, вопреки опасениям Гледерика, не принялся снова им размахивать, а лишь отрезал себе кусок мяса из тарелки и пальцами запихнул в рот, заодно облизав с них жир. — Сказанное вами звучит весьма удивительно, — несколько невнятно изрек Колдер, пережевывая свинину. — Говорите, за Крейтоном погоня?
— Ага. Его дохлый отец, его дохлый капитан замковой стражи, мой, насколько понимаю, непосредственный предшественник, а также не менее дохлая, но весьма соблазнительная барышня, которую он прежде валял на сеновале. Или намеревался валять, я не совсем разобрался в подробностях. Насели на него в лесу и пытались убить — вооруженные до зубов и весьма решительно настроенные. Я проходил мимо, увидел, решил вмешаться. Проявил лучшие качества своей натуры, так сказать.
— Удачное совпадение. А почему вы шли без коня? Встретил я вас пешими, обоих.
— Долгая история. Вы уверены, что желаете ее знать?
Колдер собирался что-то ответить, но Гледерик поднес палец к губам, призывая его к молчанию. Медленно, очень медленно обернул голову, одновременно запуская руку под стол, где на табуретку был предусмотрительно положен заряженный двумя болтами арбалет. В зале уже несколько минут царила странная тишина — стихли и музыка, и болтовня, и топот, и Гледерик бы непременно заметил это раньше, не окажись он настолько увлечен перепалкой с Колдером и, к тому же, несколько пьян.
Трактирщик все так же таращился на них с капитаном — не сводя напряженного взгляда, слегка приоткрыв рот, держа в руках драную тряпку, которой он перед тем начищал, без особенного толка, стойку. Замерла и черноволосая прелестница — она опиралась о всю ту же стойку ладонью, повернувшись к дюжему ухажеру и глядя на него с многообещающей улыбкой. Лишенная всякого движения, девица будто обратилась в статую, не донеся до губ кружки с элем, а ее кавалер все тянул ладонь к ее плечу и не мог дотянуть. Замерли и танцоры — застыв в середине движения, с приподнятыми руками и ногами, не донесенными до пола, непонятным образом удерживая равновесие в неудобных позах. Трактирный зал наполнился неподвижными изваяниями, совсем еще недавно представлявшими из себя живых людей.
— Это что за дикость такая? — пробормотал Колдер. — Это как вчера, что ли, опять?
— Доставайте оружие, — шепнул Дэрри. — Спокойно и тихо, не дергаясь.
Звук флейты, донесшийся словно из ниоткуда, разбил тишину в стеклянную пыль. Флейта играла негромко, печально и жалобно — и Гледерику вдруг вспомнилось, что он уже слышал ее мелодию раньше, совсем недавно, вчера, на лесной дороге, перед тем, как с вершины холма им открылся пылающий в неведомом пламени Акарсайд. Тогда он решил, что ему лишь почудилось с недосыпа — но на сей раз мелодия донеслась абсолютно отчетливая. Неспешная и щемящая, она убаюкивала слух, умиротворяла разум, распахивала настежь, призывала пойти за собой и навсегда покориться, растворяясь в ее плавном ритме.
Он не знал, кто произносил эти слова, мягкими змейками заползавшими в уши — однако желание подчиниться им сделалось почти непреодолимым. Зачем бороться, куда-то бежать, отчаянно добиваться чего-то? Его жизнь, и без того суматошная и бессмысленная, оборвалась безвозвратно — так решили судьба и клинок, только глупец станет отрицать очевидное. Нет смысла бежать от погибели, раз она уже наступила. Достаточно принять свершившееся без ненужного ропота. У тех, чей предел перейден, остался лишь один господин, а скоро тот же самый господин воцарится и над всем миром. Какой смысл восставать против божественной воли?