Призрак

Но он определенно не хотел, поэтому мы отправились обратно в гостиницу и ширнулись на сон грядущий. Не знаю уж почему, но мы остались в этой деревне. Ничего не делали, постоянно летали и пели Синатру. Однажды ночью я проснулся оттого, что Олег стоял надо мной. В руках он держал чертову суку. Сказал, что проснулся от скрипа тормозов под нашим окном, а когда выглянул на улицу, увидел, что она лежит на проезжей части. Я взглянул на нее. Выглядела она не очень. Мы с Олегом пришли к мнению, что у нее сломана спина. Шелудивая собака со шрамами от старых ран. Беднягу часто били, одному богу известно кто — хозяин или сородичи. Но сука была красивой. Она смотрела на меня карими спокойными глазами, как будто верила, что я могу исправить что угодно. И я попытался. Я кормил ее и поил, гладил по голове и разговаривал. Олег сказал, что нам надо отнести ее к ветеринару, но я знал, что сделают с ней доктора, поэтому мы оставили собаку в своем номере, повесили на дверь табличку «Не беспокоить» и уложили суку в кровать. Мы по очереди дежурили около нее, чтобы быть уверенными в том, что она дышит. А она просто лежала, становилась все горячее и горячее, а пульс у нее был все слабее и слабее. На третий день я дал ей имя — Руфус. А почему бы, собственно, и нет? Хорошо получить имя перед тем, как тебе предстоит умереть.

— Она страдает, — сказал Олег. — Ветеринар усыпит ее одним уколом. Ей совсем не будет больно.

— Никто не станет колоть Руфусу дешевый звериный наркотик, — сказал я, заряжая шприц.

— Ты спятил? — спросил Олег. — Здесь «скрипки» на две штуки.

Может быть. Но как бы то ни было, Руфус покинул этот мир хреновым бизнес-классом.

Кажется, я помню, что по пути домой было пасмурно. Во всяком случае, не было ни Синатры, ни песен.

Когда мы вернулись в Осло, Олег стал бояться того, что будет дальше. Сам же я был на удивление спокоен. Как будто знал, что старикан не станет нас трогать. Мы ведь были двумя безобидными джанки,[44] опускающимися все ниже и ниже. Нищими, безработными и постепенно лишившимися запасов «скрипки». Олег выяснил, что слову «джанки» больше ста лет. Оно появилось, когда первые героинисты украли из Филадельфийского порта металлолом и продали его, чтобы потратить выручку на наркотики. И мы с Олегом делали в точности то же самое. Мы стали пробираться на строительные площадки у порта в Бьёрвике и красть все, что попадалось под руку. Медь и инструменты были бесценным уловом. Медь мы продавали торговцу ломом в Калбаккене, инструменты — паре литовских рабочих.