— Не знаю. Как насчет гражданского, бывшего полицейского, который учит студентов Полицейской академии расследовать убийства?
— Что-то не припомню такого среди своих знакомых.
— Может, ты еще познакомишься с таким. С тем, кто тебя удивит. Случались и более необычные вещи.
— Не ты ли всегда говорил, что люди не меняются?
— И то, что я стал человеком, утверждающим, что люди могут меняться, доказывает, что люди могут меняться.
— Ловко.
— Давай чисто гипотетически допустим, что я прав. Что люди могут меняться. И что некоторые вещи можно оставить в прошлом.
— Смотреть в глаза призракам, до тех пор пока они не исчезнут?
— Так что скажешь?
— Насчет чего?
— Насчет моего гипотетического вопроса о замужестве.
— Это что, такое сватовство? Гипотетическое? По телефону?
— Ну, это ты сейчас хватила. Я просто сижу на солнышке и болтаю с симпатичной девчонкой.
— А я кладу трубку!
Она прервала связь, и Харри съехал по кухонному стулу с закрытыми глазами и довольной ухмылкой. Солнечное тепло и отсутствие боли. Через четырнадцать часов он ее увидит. Он уже представлял себе выражение лица Ракели, когда она подойдет к выходу на посадку в Гардермуэне и увидит, что он сидит и ждет ее. Ее взгляд, когда Осло скроется из виду внизу под ними. Ее голову, склонившуюся ему на плечо, когда она заснет.
Он сидел так до тех пор, пока резко не похолодало. Он приоткрыл один глаз. Солнце спряталось за краем тучи, но она казалась неопасной.
Он снова закрыл глаз.
«Следуй за ненавистью».
Когда старик произнес эти слова, Харри сначала подумал, что он просит Харри следовать за собственной ненавистью и убить его. Но что, если он имел в виду другое? Он сказал это сразу после того, как Харри спросил, кто лишил жизни Густо. Возможно, это был ответ? Он хотел сказать, что, если Харри проследует за ненавистью, она выведет его на убийцу? В таком случае кандидатов будет много. Но у кого были самые веские причины ненавидеть Густо? Кроме Ирены, конечно, потому что в момент убийства Густо она сидела взаперти.
Солнце снова включилось, и Харри решил, что перемудрил, что его работа закончена и ему надо расслабиться, что скоро ему понадобится принять еще одну таблетку, а потом он позвонит Хансу Кристиану и сообщит, что Олегу больше ничего не угрожает.
Тут ему пришла в голову еще одна мысль. Трульс Бернтсен, гнусный сотрудник Оргкрима, не мог иметь доступ к сведениям о программе защиты свидетелей. Это кто-то другой. Кто-то занимающий более высокую должность.
«Остановись, — подумал он. — Черт возьми, остановись. Пусть все катится к чертовой матери. Подумай о самолете. О ночном полете. О звездах над Россией».
Потом он спустился в подвал и подумал, не снять ли Нюбакка с веревки, решил не делать этого и нашел ломик, за которым пришел.
Ворота в подъезд дома 92 по улице Хаусманна были открыты, а вот дверь в квартиру снова заперта и опечатана. Возможно, из-за нового признания, подумал Харри и вставил кончик лома между дверью и косяком.
Внутри все было так же, как и прежде. Полоски солнечного света клавишами рояля лежали на полу гостиной.
Он поставил свой кожаный чемодан у стены и сел на один из матрацев. Проверил, на месте ли его билет на самолет. Посмотрел на часы. Тринадцать часов до вылета.
Огляделся. Закрыл глаза. Попытался представить картину.
Человек в шапке-балаклаве.
Который не произнес ни слова, потому что был уверен, что его голос узнают.
Человек, который бывал здесь у Густо. Которому ничего не надо было от него, кроме его жизни. Человек, который ненавидел.
Пуля девять на восемнадцать миллиметров от «малакова», значит, почти наверняка убийца стрелял из «малакова». Или из «Форта-12». В крайнем случае из «одессы», раз уж она стала обычным оружием в Осло. Он стоял там. Выстрелил. Ушел.
Харри прислушался в надежде, что комната заговорит с ним.
Секунды проходили, превращаясь в минуты.
Начали звонить церковные колокола.
Здесь больше нечего было искать.
Харри поднялся и направился к выходу.
Он уже дошел до двери, когда между ударами колоколов расслышал другой звук. Он подождал, пока прогремит следующий удар. Вот снова, осторожное царапанье. Он прокрался на несколько шагов назад и заглянул в гостиную.
Она стояла у плинтуса спиной к Харри. Крыса. Коричневая, с голым блестящим хвостом, с красными изнутри ушами и какими-то белыми пятнышками на шкурке прямо над хвостом.
Харри не понимал, почему продолжает стоять. Здесь крыса, а чего еще можно ожидать в таком месте?
Но вот эти белые пятнышки…
Как будто крыса извалялась в стиральном порошке. Или…