— А вы, часом, не сумасшедший? — поинтересовалась Нина, когда пришла в себя после последнего вопроса. — Я вас как-то забыла об этом спросить… С чего вы взяли, что Черняков может хотеть меня убить? Он вообще не убийца, а солидный человек.
— Это никогда нельзя знать заранее — на что каждый человек бывает способен, когда его припрет, — ответил со знанием дела Щелкунчик. — К тому же можно ведь и не убивать самому, можно организовать это дело. Получается точно такое же убийство, только выполненное чужими руками. Вот что я имел в виду. Что же касается моей нормальности, то я даже не стану уверять вас ни в чем. Самый верный признак сумасшествия — это полная уверенность в своей нормальности.
Эту последнюю фразу Щелкунчик сказал как бы «в свой огород». Он сейчас и в самом деле не был уверен в том, что поступает правильно. Очень может быть, что в течение всего сегодняшнего вечера он просто совершал одну глупость за другой.
С точки зрения здравого смысла ему, наверное, следовало бы сидеть себе тихо и готовиться к своему собственному делу. К делу, которое было ему поручено, за которое он взялся, за которое получил деньги. А вовсе не лезть не в свои дела.
Нечего было вмешиваться с самого начала. Ну, захотел какой-то там Черняков убить какую-то журналистку… Какое дело до этого Щелкунчику?
Что у него, своих проблем мало? Надо было и не подсматривать, и не подглядывать, и вообще «не брать в голову».
А уж если встрял и сделал что-то такое, то незачем было сейчас приглашать даму к себе и задавать ей вопросы, нечего показывать свою заинтересованность, свою причастность к чему бы то ни было.
Но что же поделаешь, сделанного не воротишь, теперь оставалось ждать ответа Нины. Если она захочет отвечать и если у нее есть что ответить…
— А откуда вы вообще знаете, что он хотел меня убить? — спросила Нина. — С чего вы это взяли?
— Видите ли, — ответил Щелкунчик, решивший идти ва-банк. — Дело в том, что в настоящий момент в вашем номере распылен специальный ядовитый дезодорант, который должен был убить вас к утру… Это совершенно точно, и вы могли бы это проверить, но я вам не советую — дезодорант очень серьезный, и ваша проверка моих слов может плохо кончиться. Вам понятно?
— Откуда вы это знаете? — прошептала Нина, но по ее глазам было видно, что она поверила ему. Она нервно заворочалась в кресле, которое, казалось, вдруг стало ей неудобным. — С чего вы это взяли?
В глазах ее появился неподдельный страх. Это выражение было слишком хорошо знакомо Щелкунчику. Такое выражение бывает в глазах жертвы, когда она уже понимает, что сейчас наступит неминуемая смерть…
— Я знаю! — отрезал он. — Незачем подробно обсуждать, откуда мне это известно. Вот, кстати, ответ на ваш вопрос о причинах, по которым я пригласил вас сейчас к себе, а не отпустил в ваш номер и не пошел вместе с вами. Там вас ждет смерть.
— Черняков? — прошептала Нина. Она была подавлена и растеряна. Что, собственно говоря, естественно. Когда человек узнает внезапно о том, что был на волосок от гибели, — это производит впечатление… И вообще: знать, что кто-то желает твоей смерти, — это ощущение не из приятных и требует подготовки.
— Так вы представляете себе, зачем ему вас убивать? — настаивал Щелкунчик.
— А почему вы думаете, что это он? — спросила Нина. — Это он распылил яд в моей комнате? Но ведь он у меня в комнате не был…
— Я и не сказал, что непосредственно он, — ответил Щелкунчик. — Просто яд был распылен в то время, пока вы сидели с Черняковым в ресторане. Сопоставив эти два факта, я и сделал вывод, что он имеет некоторое отношение к распылению… Он ведь вас пригласил в ресторан? Ну вот…
— Но зачем ему это нужно? — запинаясь, произнесла недоуменно Нина.
— А вот это вам лучше известно, чем мне, — сказал Щелкунчик. — Я, собственно, об этом вас и спрашиваю… Мне-то ничего не известно. А хотелось бы знать. Все-таки, как-никак, я ваш спаситель.
— Мне ничего не известно, — сказала Нина. — Вообще весь сегодняшний вечер — это загадка от начала и до конца. Начиная с нашего ужина с господином Черняковым и до вашего появления… Уж не говоря о том, что вы только что рассказали.
— Почему бы нам с вами не выпить еще водки? — предложил Щелкунчик, поднимая бутылку.
— Надеетесь меня споить и таким образом что-то узнать? — усмехнулась женщина, но не убрала свой стакан, а, наоборот, пододвинула его. — Зря стараетесь. Я — журналистка, моя закалка не меньше вашей. Так что тут у вас вряд ли что выйдет.
Щелкунчик «набулькал» пятьдесят граммов в ее стакан, а Нина в это время усмехнулась и продекламировала:
— Это Симонов написал, так что вы не оригинальны в своем желании напоить журналиста и узнать таким образом от него что-нибудь. Но как невозможно было напоить Симонова, так же трудно это сделать и в отношении меня.