Призрак киллера

Лена, конечно, об этом не думала, но посмотрела на младшую сестру новыми глазами, когда увидела, как поглядел на нее Владилен Серафимович.

А он смотрел на Наташу откровенно плотоядным взглядом.

При виде его Наташа сразу смутилась и вскочила, чтобы убежать, но он повел себя спокойно, усадил девушку обратно и даже сказал ей несколько слов. В течение всего этого времени он буравил ее взглядом, и Лене казалось, что она просто читает в глазах своего любовника все сладострастие, которое только тот мог испытывать в отношении Наташи.

«О боже, она ведь еще совсем ребенок», — подумала Лена в ужасе, видя, как пристально рассматривает ее сестру Владилен Серафимович.

В конце концов Наташа ушла домой, а под конец вечера Владилен Серафимович вдруг вернулся к этой теме.

— Что же ты скрывала от меня свою сестричку? — вальяжно спросил он, развалясь на диване в то время, пока Лена, согнувшись, благодарно лизала ему протянутые ноги…

— Я не скрывала, просто вы не интересовались, — ответила она, поднимая лицо к своему любовнику. Но сердце ее тут же застучало судорожно…

— Напрасно, напрасно, — пожурил ее Владилен Серафимович. — Вот у меня сейчас трудный период, комиссии разные понаехали, — сказал он. — А через месяц-другой мы опять на пикничок поедем, пригласишь свою Наташу с нами. Договорились?

Вместо ответа затрепетавшая Лена вновь склонилась к ногам своего повелителя, еще нежнее и ласковее стала вылизывать их. «Все, что угодно, только не это, — подумала она. — Если я сделаю так, как он велит мне, — понимала Лена, — то это будет мой последний вечер с Владиленом Серафимовичем. Потому что уже на следующий день он сделает мою сестру своей следующей любовницей, а мне придется присоединиться к Рае и Марусе…»

Но, может быть, Лена даже и пошла бы на это, если бы не понимала, что и Наташа будет лишь временной игрушкой генерального директора. А через какой-нибудь год они вместе, обе сестры, будут, голые и затраханные, плясать перед разомлевшими от водки гостями Владилена Серафимовича. А потом их обеих, одуревших и испуганных, будут уводить к себе пятеро охранников…

Нет, этого нельзя было допустить.

Но и открыто возражать Лена тоже не могла. Она была если не в отчаянии, то в состоянии тупой безнадежности…

Может быть, она и согласилась бы по инерции плыть по течению, повиноваться, но тут дело уже пошло о ее младшей сестре, о Наташе, которой она не желала ничего подобного.

«Откуда у него столько сластолюбия? — думала Лена о Владилене. — Ведь он уже немолодой мужчина…»

Чтобы не думать ни о чем и переключиться, Лена каждый день ходила в парк играть в бадминтон, это ей разрешалось.

— Попрыгай, попрыгай, детка, — говорил Владилен Серафимович. — От этого фигурка становится лучше… Эх ты, физкультурница! — И трепал ее по щеке…

Синегорье вообще-то не славится красотой — довольно уродливый город, как и многие ему подобные, которые строились в качестве придатка к комбинату или другому «флагману пятилетки». В центре — нагромождение однотипных каменных зданий, по бокам, на окраинах — убогие рабочие районы. Зелени мало — почти что и нет нигде. Конечно, деревья сажали каждый год, на каждом субботнике, и городские власти радостно отчитывались о том, что город озеленяется при активном участии трудящихся. Но поливать насаждения было решительно некому, и не отпускалось на это никаких средств, так что очень скоро чахлая зелень засыхала, и на следующем субботнике «юные пионеры» сажали в старые лунки новые деревца, которые ожидала та же участь.

А вот с парком Синегорью повезло — парк отчего-то засыхать не хотел и стоял на радость глазу, несмотря на все усилия городского начальства… Парк был небольшой, но в нем все было, как и полагается паркам, — пруд, деревянная сцена, откуда по праздникам выступала художественная самодеятельность, и игровые площадки. Одна из площадок, посыпанная мелким песком и огороженная металлической сеткой, предназначалась для бадминтона.

Когда-то площадка была бесплатной, и туда ходили все желающие. Но наступили новые времена, и администрация парка приняла мудрое решение — сделать вход на площадку платным, брать за это деньги. У входа поставили амбала, взимающего плату, и доступ на площадку публики был прекращен.

Другое дело, что хоть плата и была невелика, но ожидания парковой администрации не оправдались. Они-то думали, что если на площадке прежде было полно народу, то, значит, люди любят спорт и будут платить за вход. И польется-де в казну широкий поток денег… Ничего подобного не произошло. Советский народ за долгие годы так приучен к «халяве», что просто не может в массе своей представить, что за все нужно платить.

Всегда все было бесплатным. Вернее, если выражаться точнее, то либо просто ничего не было, либо, если уж было, то — бесплатно…