Призрак Ленни

Предполагалось, что он знает про жизнь. Вон у него весь мир напоказ: пушки, бабы и начальство. Сиречь, «калашников», телки и Дзержинский. Побегал, пострелял, потрахался, самому вдули. Так и живем, по шаблону.

– Тогда тем более не задумывайся, – сказал Артур, – Тогда надо к друзьям. А то мыслительный процесс всю энергию высосет.

– Во-во, и я про это, – сказал я, – У меня в последнее время все только и делают, что сосут.

– Это нормально, – сказал Артур, – Сейчас даже в кино сосут. Недавно сам видел, смотрели тут комедию, французскую, так там, знаешь ли, так откровенно девочка…

– Это артистка на лучшую роль второго плана шла, – заявил я авторитетно, – Видишь, вот ты даже запомнил. А играй она что попроще, не запомнил бы.

– Это точно, – согласился Артур, – Не запомнил бы. Приличия вообще на краю моих интересов.

– Ты мне другое скажи, – кажется, я начал разговариваться, отмокать душой, – Вот если в какой стране женщина президент, и она ночью с мужем чего такого делала, а утром флаг этим ртом целует перед строем солдат – это измена Родине, или нет?

– Ну ты сказал, – удивился Артур, – Это подумать же надо, сразу и не поймешь… Нет, не измена. Физиология не может быть изменой. Но именно поэтому мы НАТО и не боимся, что наш президент точно не баба.

– А любимого… ладно, не любимого, мужа пырнуть во сне ножиком – это измена? – едва ли не крикнул я. По крайней мере, громко сказал.

Сейчас меня прорвет окончательно, я не выдержу и сдам Ленни с потрохами. Внутреннее мое напряжение стало прорываться сквозь умелую дамбу защит, скопившаяся недосказанность скоро смоет все мироздание в океан полного непонимания. Получат все: мама, Ленни, Багира… мало ей того, что уже получила. И Артур тоже получит, и его железный революционный дровосек на шкафчике.

– В своем сне пырнула, или спящего? – уточнил Артур, – Если в своем, то радуйся, что не в твоем. А если спящего, то это статья.

– Я не про себя, – сказал я, и обнаружил внутри себя страх.

Он давно там лежит. Сегодня он стал всплывать, как только милицейская машина в парке возникла. Нам, простым гражданам, не положено их пугаться, но мы пугаемся. А уж если нас прямо в логово занесет, с бюстиками и «калашниковыми»… Ясное дело, самому хочется все рассказать, даже если и нечего. А мне есть чего, поэтому лучше молчать.

Артур терпеливо ждал. Ждал, когда время высосет из меня признание хоть в чем-нибудь. Оно уже сочится сквозь поры – какая еще дамба. Так, слабые пробки, затычка в мойке. У меня в ванне очень плохая затычка. Если на нее, дурную резинку, не нажать пяткой, то вода утекает, как в той задачке про две трубы. Но даже если нажать, и зафиксировать затычку, она через какое-то время снова отходит и начинает пропускать воду. Процесс наполнения ванны у нас… у меня. У меня, уже не у нас.

Вот, снова завис. Кофе тоже остыл. Муляка какая-то, жижа, а не кофе.

Клац-клац, раздалось в кабинете. Мы обернулись на звук. Дверная ручка ожила и задергалась, не в силах оторваться от двери. Дверь долго не отпускала ручку, позволяя ей лишь размахивать собою вверх и вниз, но потом сама дернулась и отворилась. Тоже мистика, ничуть не хуже сумасшедшей жены. К счастью, за мистикой обнаружился человек, вошедший к нам в эту дверь. Догадываюсь, именно он возбудил дверную ручку, а не она сама шевелилась.

После таких ночей только телекинеза мне не хватало.

– Мистика, – сказал Артур, – Виталик пожаловал. Сходняк ментовской какой-то…

– А вот пришел наш друг Виталий, ценитель женских… запчастей, – радостно сообщил вошедший, словно чучела объектов его ценительства были тут по стенам развешаны.

Мужичок, или парнишка, одетый так же просто, как мы, разве что в пиджаке. Пиджак нынче редкость в нашей бытовой повседневности. Худшая половина человечества предпочитает маечки, чтобы лучшая могла лучше рассмотреть наивные татуировочки скорпиончиков, дракончиков и черепашек. На вошедшем в кабинет Виталии были джинсы, белая рубашка и сверху пиджак. Это было банально, старомодно, но ему шло. Ему все бы пошло, потому что он вообще неплохо смотрелся. Были бы наши менты все такие заправские, очередь бы стояла в ментовку из молодых парней. Каждому хочется крутым быть, по крайней мере – выглядеть. Высокий такой Виталик, статный… рожа, правда, откровенно рязанская. Ну да ничего, у наших десантников они тоже рязанские, попробуй возмутись.

Возраста Виталий был нашего, судя по такому же состоянию морды лица, как у меня и Артура – ни седины тебе лишней, ни особых морщин, или там вислых щек, как у бульдога. Он подошел к нашему низкому столику, с ходу шлепнулся на диван – я даже подпрыгнул на другом его конце, и затребовал себе напитка:

– Ну-ка, дядя Артур, плесни там. Где моя чашка?

– Он всегда такой, – сказал Артур, – Но это его не извиняет. Чашка на месте.

Осознав, что чашка сама не явится пред его светлые очи, Виталий вздохнул и наконец-то увидел меня.

– А я смотрю, что вы здесь трете, решил не мешать, – сказал он и протянул руку поздороваться, – Виталий, коллега этого чудака. А ты кто, мент? Я Виталий. Можно Виталик.