Призрак ночи

– Мы пришли не в музей. Просто хотели поговорить с вами. Я собираю материал для своей книги, а моя подруга Мейв помогает мне. Мы изучаем Вахту Броуди, и у нас появились вопросы, на которые вы, возможно, сумеете ответить. Ведь вас считают первейшим знатоком истории Такер-Коува!

Эта фраза заставила госпожу Диккенс слегка выпрямиться. Когда я приходила сюда в последний раз, посетителей почти не было. Как, наверное, это печально: столько знать о предмете, который не сильно-то занимает других!

Улыбнувшись, она широко распахивает дверь:

– Я бы не стала называть себя знатоком истории, но с радостью расскажу все, что знаю.

Внутри, сдается мне, еще темнее, чем в прошлый раз, в фойе пахнет старостью и пылью. Пол скрипит, когда госпожа Диккенс ведет нас в приемную, где под стеклом выставлен судовой журнал «Ворона» – судна, находившегося под командованием капитана Броуди.

– Мы храним многие исторические документы здесь. – Она достает из кармана связку ключей и отпирает дверцу застекленного шкафа. На полках стоят тома в кожаных переплетах, и некоторые выглядят так, будто вот-вот развалятся. – Мы надеемся в конце концов оцифровать все эти документы, но вы ведь знаете, как тяжело в наши дни найти средства на хорошее дело. Прошлое никому не интересно. Заботятся только о будущем и новомодных штуках. – Она осматривает книги. – Ах, вот же они. Городские записи за тысяча восемьсот шестьдесят первый год. Вахту Броуди построили именно тогда.

– На самом деле, госпожа Диккенс, наш вопрос касается событий, происшедших значительно позже постройки дома.

– Насколько позже?

– Если верить Неду Хаскеллу, около двадцати лет назад.

– Неду? – Вздрогнув, она хмурится и поворачивается ко мне. – Боже мой!

– Наверное, вы уже слышали новости.

– Я слышала, о чем судачат люди. Но я выросла в этом городке, так что научилась пропускать мимо ушей добрую половину досужей болтовни.

– Значит, вы не верите, что он…

– Не вижу смысла в догадках. – Она засовывает старую книгу на место и стряхивает пыль с ладоней. – Если вас интересует, что произошло двадцать лет назад, то здесь нужных документов нет. Вам надо заглянуть в «Такер-Коув уикли». В архивах этого еженедельника собраны номера как минимум за пятьдесят лет, и, я думаю, бо́льшая часть оцифрована.

– Я уже искала в газетных архивах статьи с упоминанием Вахты Броуди. Но об этом несчастном случае ничего не нашлось.

– Несчастном случае? – Госпожа Диккенс переводит взгляд с Мейв на меня и обратно. – Такое могло и не попасть в новости.

– Должно было попасть. Ведь погибла пятнадцатилетняя девочка, – говорю я.

Госпожа Диккенс прикрывает рот рукой. Некоторое время она не произносит ни слова, лишь таращится на меня.

– Нед сказал мне, что это случилось в ночь на Хеллоуин, – продолжаю я. – По его словам, несколько подростков влезли в пустой дом и наверняка много выпили. Одна девочка вышла на вдовью дорожку и упала вниз. Я не помню ее имени, но подумала: если эта история вам известна и вы припомните, в каком году она произошла, мы сможем отыскать подробности.

– Джесси, – тихо говорит госпожа Диккенс.

– Вы знаете ее имя?

Она кивает:

– Джесси Инман. Она училась в школе вместе с моей племянницей. Очень красивая девочка, но была в ней… сумасшедшинка. – Госпожа Диккенс делает глубокий вдох. – Думаю, мне лучше присесть.

Я встревожена тем, как она побледнела; Мейв берет ее за руку, а я тороплюсь в другой конец комнаты – за одним из старинных стульев, стоящих там. Пусть ей трудно стоять, но даже в таком состоянии она не забывает своих обязанностей хранительницы музея и с испугом смотрит на истертое бархатное сиденье.

– Бог мой, этот стул нельзя трогать. Никто не должен на нем сидеть.

– Здесь некому пожаловаться, госпожа Диккенс, – ласково говорю я. – А мы никому не расскажем.

С трудом изобразив улыбку, она усаживается на стул:

– Я очень стараюсь соблюдать правила.

– Мы в этом не сомневаемся.

– Вот и мама Джесси была сторонницей порядка. Поэтому она пришла в ужас от того, что делала в ту ночь ее дочка. Эти ребятки не просто забрались в чужой дом. Они разбили окно, чтобы туда влезть. И вероятно, занимались тем, что делают подростки, когда в юном организме играют гормоны.

– Вы сказали, что она была красивой девочкой. Как она выглядела? – спрашивает Мейв.

Госпожа Диккенс качает головой, поразившись вопросу:

– Разве это имеет значение?

– Какого цвета были ее волосы?

Я уже приготовилась услышать, что волосы у девочки были темными, и потому очень удивляюсь ответу.

– Она была светловолосой, – говорит госпожа Диккенс. – Как и ее мама Мишель.

Это отличает Джесси от меня. А также от женщин, умерших в Вахте Броуди.

– Вы близко знали ее маму? – спрашиваю я.

– Мишель посещала мою церковь. Предлагала свою помощь в школе. Делала все, что обычно делают мамы, однако ей не удалось удержать дочку от глупой ошибки. Она умерла через несколько лет после Джесси. Говорят, от рака, но, думаю, в действительности ее убила потеря дочери.

Мейв смотрит на меня: