Призрак Оперы

Невозможно описать, в какое волнение погрузило это дело жителей столицы. Странное похищение певицы, загадочная смерть графа Филиппа де Шаньи, исчезновение его брата, трое осветителей в Опере, найденные в бессознательном состоянии!.. Какие драмы! Какие страсти! Какие преступления творились вокруг любви Рауля и милой, очаровательной Кристины!..

Что сталось с этой яркой и непостижимой певицей, о которой мир никогда, никогда больше не слышал?.. Говорили, будто она стала жертвой соперничества двух братьев, но никто не знал, что же случилось с ней на самом деле. Люди не допускали даже мысли, что Рауль и Кристина скрылись, дабы насладиться счастьем вдали от общества, которое они не желали видеть после необъяснимой смерти графа Филиппа. А между тем в один из дней они просто сели на поезд в северном направлении… Однажды и я, быть может, сяду на такой же поезд и отправлюсь взглянуть на твои озера, о Норвегия, о задумчивая Скандинавия, где, возможно, все еще сохранились следы Рауля и Кристины, а также мадам Валериус, которая исчезла одновременно с ними!.. Быть может, там я услышу когда-нибудь одинокое эхо страны Севера, повторяющее песню той, которая встретила Ангела музыки?..

Даже после того, как это дело было закрыто благодаря совершенно бестолковому ведению следствия Фором, пресса время от времени возобновляла попытки проникнуть в тайну, снова и снова задаваясь вопросом, чей чудовищный разум подготовил и осуществил все эти неслыханные преступления.

Лишь одна-единственная бульварная газета, будучи в курсе закулисных сплетен, написала, что «за всеми этими злодеяниями стоял Призрак Оперы». Но и это было написано в ироническом тоне.

И только Перс, которого не хотели слушать и который после визита Эрика не возобновлял больше попыток обратиться к правосудию, знал истину. Он имел веские доказательства в виде тех самых реликвий, оставленных ему Эриком.

Мне оставалось только завершить расследование, пользуясь поддержкой самого Перса. Я держал его в курсе своих поисков, и он направлял их. Прошло много лет с тех пор, как он посещал Оперу в последний раз, но планировку здания он помнил прекрасно – о лучшем проводнике и мечтать было невозможно. Перс помог обнаружить мне самые потаенные уголки театра, указывал все источники информации, советовал, с кем можно переговорить; именно он убедил меня постучать в дверь Полиньи – бедняга был почти на смертном одре. Я и не знал, насколько он плох. Никогда не забуду его реакцию на мои вопросы о Призраке. Он посмотрел на меня так, словно увидел дьявола, и ответил мне всего несколькими обрывочными фразами, но их оказалось достаточно – и это главное, – чтобы судить о том, какую смуту внес в свое время Призрак в его и без того неспокойную жизнь (а ведь Полиньи был тем, кого мы называем любителем удовольствий).

Когда я сообщил Персу о весьма скудных результатах моего визита к Полиньи, Перс неопределенно улыбнулся: «Полиньи даже отдаленно не понимал, в сеть какого гнусного обмана завлек его Эрик, – Перс иногда говорил об Эрике как о боге, иногда – как о мерзком ублюдке. – Полиньи был суеверен, и монстр это знал. Он многое знал об общественных и частных делах в Опере».

Когда Полиньи услышал в ложе № 5 таинственный голос, рассказывающий директору самые личные подробности о нем самом, о его доверительных отношениях со вторым директором, Дебьеном, и другими сотрудниками, он не стал проситься в отпуск подлечить расстроенные нервы. Сначала, конечно, «голос с небес» поразил директора, заставив подумать, будто он проклят, но затем, когда голос попросил у него денег, он сразу понял, что имеет дело с шантажистом, жертвой которого стал и Дебьен.

Вскоре оба они ушли, устав от своих обязанностей по многим причинам и не пытаясь более установить личность странного Призрака Оперы, который предоставил им книгу с необычными инструкциями. Они передали эту тайну своим преемникам, вздохнув с глубочайшим облегчением и избавив себя от истории, которая интриговала, но вовсе не веселила.

Все это мне рассказал Перс. Тогда я спросил об их преемниках, выражая удивление, что в первой части «Мемуаров директора» Моншармин так подробно расписал действия Призрака Оперы, однако во второй о нем нет почти ни слова. На что Перс, который знал эти мемуары так, словно он сам их написал, заметил, что я найду объяснение всему этому делу, если задумаюсь над несколькими фразами во второй части мемуаров, которые Моншармин все же посвятил Призраку. Вот эти строки, которые нас особенно интересуют, поскольку в них раскрывается, чем закончилась пресловутая история о двадцати тысячах франков: