Призрак Оперы

Когда Шахиншах осознал, хозяином какой драгоценности стал, он приказал, как это сделал некий царь в отношении выдающегося архитектора храма на Красной площади в Москве, выколоть Эрику его золотые глаза. Но потом подумал, что, даже будучи слепым, Эрик способен построить такой же неслыханный дворец для другого правителя. А кроме того, пока Эрик жив, он может открыть кому-то еще секрет чудесного дворца. Эрика вместе во всей его группой рабочих ждала смерть. Начальнику полиции Мазендерана и поручили выполнение этого гнусного приказа. Однако Эрик несколько раз оказывал ему услуги и к тому же умел рассмешить его. Дарога спас его, предоставив возможность сбежать. При этом он едва не поплатился собственной головой за эту непозволительную слабость. К счастью для дароги, на берегу Каспийского моря был найден труп, наполовину съеденный прибрежными птицами, который дароге удалось выдать за труп Эрика, потому что друзья дароги надели на этот труп одежду, принадлежавшую Эрику. Дарогу помиловали, хотя и лишили имущества и отправили в изгнание. Однако персидское казначейство продолжало, поскольку дарога происходил из королевской семьи, выплачивать ему небольшую ежемесячную ренту. Дарога нашел себе пристанище в Париже.

Что касается Эрика, то он сбежал в Малую Азию, а затем отправился в Константинополь, где поступил на службу к султану. Чтобы объяснить, какие именно услуги он оказывал правителю, достаточно сказать, что именно Эрик сделал все знаменитые потайные люки, комнаты и секретные сейфы, которые были найдены во дворце султана после последней турецкой революции. Помимо этого[58] он создал механическую куклу – точную копию султана, заставлявшую людей думать, будто их правитель присутствует в одном месте, в то время как он отдыхает в другом.

Естественно, службу у султана пришлось оставить по тем же причинам, по которым ему пришлось бежать из Персии: он слишком много знал.

Итак, очень устав от авантюрной, трудной и мучительной жизни, он захотел стать «таким же, как все». И он нанялся подрядчиком, обычным каменщиком, строившим обычные дома из обычного кирпича! Позже он заключил договор на проведение некоторых работ по перестройке фундамента Оперы. Но когда спустился в подвалы этого огромного театра, его творческая натура, неуемная фантазия и склонность к магическим трюкам вновь одержали верх. Ведь он оставался все таким же уродливым, и ему захотелось построить здесь для себя обитель, неизвестную остальному миру, которая навсегда скрыла бы его от людей.

Что было дальше, зная все последующие события, догадаться нетрудно. На всем протяжении этой невероятной и в то же время правдивой истории прослеживается одно. Бедный, несчастный Эрик! Стоит ли нам его жалеть? Или проклинать? Ему хотелось только одного: быть таким, как и все остальные. Но он оказался слишком уродлив! И ему приходилось скрывать свой гений или растрачивать его на сомнительные трюки, тогда как, обладай Эрик обычным лицом, он стал бы одним из самых благороднейших представителей человеческого рода! Его сердце было достаточно щедрым, чтобы одарить весь мир, а ему пришлось довольствоваться подвалом. Я уверен, что Призрак Оперы достоин сострадания.

Несмотря на все преступления, я молился над его останками – да помилует его Бог! Почему Господь создал его таким уродливым?

Я и вправду уверен, что молился именно над его останками – в тот день, когда их извлекали из земли в том самом месте, где были захоронены «живые голоса»; это был его скелет. Я узнал его не по уродству головы, потому что, пролежав долго в земле, все умершие становятся уродливыми, но по золотому кольцу на пальце. Кристина Даэ, несомненно, пришла и надела кольцо ему на палец, прежде чем похоронить его, как и обещала.

Скелет лежал возле маленького фонтана, в том самом месте, где впервые Ангел музыки держал в дрожащих руках потерявшую сознание Кристину Даэ.

Что теперь станет с этим скелетом? Нельзя хоронить его в общей могиле бедняков. Скелет Призрака Оперы должен остаться в хранилище Национальной академии музыки – это ведь не обычный скелет…