Призрак Оперы

Фирмин Ришар тем утром прибыл в офис в одиннадцать часов. Его секретарь, Реми, показал ему полдюжины писем, которые он не распечатал, потому что на них стояла пометка «личное». Одно из этих писем сразу же привлекло внимание Ришара не только потому, что надпись на конверте была сделана красными чернилами, но еще и потому, что ему показалось, будто он уже где-то видел этот почерк. Директор сразу вспомнил: это был тот по-детски трогательный почерк, которым кто-то так странно дополнил инструкцию. Ришар вскрыл конверт и прочитал:

Мои глубокоуважаемые директора!

Прошу прощения за то, что беспокою вас в эти столь драгоценные моменты, когда вы решаете судьбу лучших оперных артистов, когда вы возобновляете важные договоры и заключаете новые. И все это с деликатностью, со знанием своего дела, с прекрасным пониманием театра, публики и ее вкусов. Ваш авторитет близок к тому, чтобы потрясти меня, учитывая мой прошлый опыт. Я знаю, как много вы сделали для Ла Карлотты, Ла Сорелли и для маленькой Жамме, а также для других, в которых распознали талант и оценили их замечательные качества. (Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду, говоря про талант, – очевидно, это не относится ни к Ла Карлотте, которая поет как мартовская кошка и которой никогда не следовало покидать кафе «Жакин»; ни к Ла Сорелли, которая особенно успешна в демонстрации своих прелестей; ни для маленькой Жамме, которая танцует, как теленок на лугу. Это также не относится и к Кристине Даэ, которая, несомненно, гениальна, но которую вы с ревнивой осторожностью держите подальше от любого важного выступления.) Конечно, вы свободны вести дело в своем учреждении так, как вам заблагорассудится, не правда ли? Несмотря на это, я хотел бы воспользоваться тем, что вы еще не выставили Кристину Даэ за дверь, и услышать ее сегодня вечером в роли Зибеля

[20]

, поскольку роль Маргариты после ее недавнего триумфа ей запрещена. И я попрошу вас не занимать мою ложу ни сегодня, ни в последующие дни. Заканчивая это письмо, не могу не признаться вам, как неприятно я был удивлен в последнее время, придя в Оперу, узнав, что абонемент на мою ложу был продан по вашему приказу.

Я не стал протестовать, во-первых, потому что не люблю скандалы, а во-вторых, потому что подумал: может, ваши предшественники, господа Дебьен и Полиньи, которые всегда были ко мне добры, забыли перед уходом рассказать вам о моих маленьких причудах. Однако я только что получил ответ от господ Дебьена и Полиньи на мою просьбу объясниться – ответ, который доказывает мне, что вы ознакомлены с пунктами инструкции и, следовательно, посмеялись надо мной самым оскорбительным образом. Если вы хотите, чтобы мы жили в мире, вам не следует начинать с того, чтобы отнимать у меня мою ложу!