Призрак по любви

Ночной Питер блестел огнями и гудел клаксонами, где-то пела гитара, в стороне смеялись подростки. На одиноко-бредущую, прихрамывающую женщину внимания никто не обращал. Дом подруги нашелся не сразу, пришлось покружить по соседним домам, затем сделать крюк и выйти на знакомую улицу, благо — спешить теперь было не куда. Двадцать первая или двадцать третья? — вспоминала Любаня, прицеливаясь пальцем к кнопкам домофона, — а что если ошибусь? А что если спят? Но пути назад больше не было, не возвращаться же к Игорю со Светкой? Когда Люба, как ошпаренная выбегала из зала, Светкина рука под простыней массировала одряхлевший орган Игоря, пытаясь придать тому надлежащий вид, — а что, если они там снова? — от этой мысли Любу замутило. Наконец, решившись, девушка набрала в домофоне номер двадцать три и судорожно вздохнув нажала на звонок.

Она не ошиблась, из динамика раздался заспанный голос подруги, недовольно и требовательно интересующийся, — кто там, черти б вас побрали?

— Марин, открой, это я, Люба, — предательские слезы подкатились внезапно, но все же голос Любы не дал слабину.

— Люба? — протянула подруга, после чего в домофоне повисло молчание.

Любаня словно услышала, как на верху копошатся мысли подруги, — Какая люба? Бронина? Случилось, чего, или как? А мне-то до этого какое дело? — первый час уже на дворе. А если с Игорем что-то? Или еще чего интересного? Раз разбудила, придется открыть.

Через минуту замок щелкнул, извещая звонившую о том, что дверь больше не заперта. Любаня, вздохнув, вошла на темную лестницу, идти ей больше было не куда. Маринка встретила ее на втором этаже, — на этаж ниже собственной квартиры, — вспомнила Люба, и это ей уже не понравилось.

— Марин, я к тебе, это… тут, в общем, такое дело… видишь ли, мы с Игорем поругались… а переночевать мне больше не где… а поезд только утром…

Говоря все это подруге, Люба думала о том, чтобы не сболтнуть лишнего, о причине ухода от мужа Маринке знать не полагалось, но, с другой стороны, за ночным чаепитием она планировала попросить денег в долг — под зарплату, которая обещала случиться на днях, а это требовало информацию, которую так любила ее подруга.

— Подожди, у меня еще спят все, давай тут пока постоим, — остановила ее Марина, — рассказывай, что у тебя случилось.

И Любаня поведала все без утайки, вот только это ей не помогло. Глаза Маринки лихорадочно заблестели, услышав подробный рассказ про измену, но ответила она ледяным тоном:

— А чего ты ко мне сразу? Езжай в гостиницу, а если денег нет — то иди, вон, ночуй на вокзале. И зачем ты столько пакетов-то набрала? Это же Питер, а не деревня!

В одном Маринка была права, — с пакетами нужно было что-то делать. Такси приехало быстро, не прошло и пяти минут, а вот с целью поездки Любаня не определилась. Ночных магазинов она не знала, а кататься по всему городу — дороже обойдется.

— Вы знаете поблизости работающий магазин, где чемоданы продают? — нашлась Любаня.

— Знаю, это через квартал отсюда, туда и пешком дойти можно, — пробурчал недовольный водитель.

— Так мне нужно туда и обратно, за пятьсот довезете?

Чемоданы стоили дороже чем весили, пришлось ограничится тремя огромными спортивными сумками, водитель такси ждал возле входа. В чужой дом возвращаться не хотелось, но дубленка и пуховик не давали Любе покоя, к тому же под дубленкой должно висеть красивое, строгое платье, купленное по случаю для посещения театра. За два года своего проживания в Питере в театр Любовь так и не сходила.

Звонить в дверь не пришлось, ключ неожиданно нашелся в кармане джинсов, — «на автомате прихватила или с вечера не вынула?», за дверью было тихо. «Ушли», — подумала Люба, но тут дверь зала приоткрылась и в проеме показался Светкин сосок, а за ним уже и сама Светка.

— А почему она вернулась? Она же в тебя бутылкой бросила, ты не выгонишь ее за это? — послышался из-за двери дребезжащий голос Светланы, говорила она нарочито-громко, Игорь ответил что-то неразборчивое.

— Сволочи! Это же я жена, а она — никто, она потаскуха! — хотелось крикнуть Любе, но она промолчала. Пятнадцать минут позора, и она навсегда покинет злосчастную квартиру Игоря, — терпи, — приказала она себе.

Платье для театра нашлось сразу, но с дубленкой возникли проблемы. Пуховик кое-как сложился и влез в свою сумку, а дубленка не лезла туда от слова — совсем, — оставить тут? На куски порежу и тут оставлю — пускай эта сучка от зависти лопнет!