Призрак под сакурой (СИ)

Этим словом - "юрагиримоно" - называли поголовно всех, отказавшихся принять "Закон восьми правил", или, точнее, четвертое правило, полностью запрещавшее использование огнестрельного оружия по человеческим целям. Однако часть обитателей подземки отказалась возвращаться к древним традициям: ствол в разборках круче меча. Потому на "собрании сегунов" в правило внесли поправку, разрешив стрелять в вооруженных стволами "отщепенцев", а легальным пользователям огнестрельного оружия было предписано носить специальную головную повязку - "качюша сохеки". Однако далеко не все "отщепенцы", по мнению Кирилла, заслуживали незамедлительного огня на поражение. К тому же, после "смутных лет", унесших две трети первоначального населения подземки, стрелять стало особо нечем, тем более что в Токио оружия у населения и так было мало из-за "драконовских" законодательных ограничений. Если даже позволить подержать свое охотничье ружье постороннему человеку - уже преступление, то что тут еще сказать?

Потому в токийском метро люди стреляли в людей весьма нечасто, со станциями "отщепенцев" давно налажено взаимодействие и торговля, но дурацкая поправка к неплохому, в общем-то, закону - осталась.

- Видел группу, - лаконично ответил Кирилл, - они избежали встречи, хотя их было больше.

- С Гококуджи, скорее всего.

- Я тоже так подумал. Пока я там за крокодилами охотился, происшествия были?

Капитан покачал головой:

- С твоей точки зрения - нет. Ничего такого. Просто снова видели Курогосуто в двух местах - на Хикаригаока и возле Симбаси.

- Опять вы за свое, - хмыкнул Кирилл. - Да байки все это, нет никакого "Черного призрака". В крайнем случае - какой-то фрик нарядился во все черное. Вот у меня респиратор черный. Надену еще черный плащ - вылитый Курогосуто! Бойтесь меня!

- Ага. Как только научишься появляться на Хикаригаока и Симбаси с разницей в двадцать минут.

- Ни хрена себе! - присвистнул Кирилл. - Он что, гоночным вертолетом обзавелся?

Онода тяжело вздохнул.

- Сложный вопрос. Иди отдыхай, Кувалда-сан, а на досуге подумай: если все это мистификация, то кому оно надо? Я и сам не верю, что можно появляться в закрытых участках тоннелей, проходить невидимкой блокпосты... Но когда Накато и его отряд загнали Курогосуто в тупиковую ветку, перекрытую обвалом, где в принципе нет никакого выхода, а тот исчез - у меня выбор остается скудный. Либо поверить в Черного Призрака, либо не поверить своим лучшим, проверенным людям. А с твоей точки зрения получается, что половина метрополитена сговорилась и пугает Черным Призраком самих себя.

На выходе караульный вручил ему обратно его катану. В принципе, Кирилл бы не возражал, если бы кто-то брал меч у него на хранение и выдавал только в моменты необходимости: несколько обременительная вещь. Самурайская пословица гласит, что даже если меч понадобится лишь раз в жизни, его надо носить с собой каждый день, но так уж вышло, что в час, когда оружие, доставшееся в наследство от прадеда, действительно понадобилось, Кирилл его с собой не взял.

Он не всегда был Рамэ Кьоджином. Первые годы его называли куда менее вежливо: "рамэ гайдзин". Сам термин "гайдзин", то есть "чужестранец", несет в себе пренебрежительный оттенок. Японцы не любят чужестранцев, и человек, который не знает их этикета и не может выучить язык, для них всего лишь гайдзин. И даже знание языка и обычаев - еще не повод перестать именоваться гайдзином, это Кирилл проверил на собственном опыте.

После тяжелых смутных лет, когда из первоначальных полутора миллионов, укрывшихся в подземке, осталось в живых едва полмиллиона, он оказался в одиночестве и с покалеченной ногой. Пока шла война за выживание, война всех против всех, его умение стрелять было весьма востребованным. И он стрелял - жить-то хочется, и не его вина, что полтора миллиона в метро выжить не могут. Просто оборонял "свою" станцию и свои средства к выживанию от тех, кому повезло меньше.

Однако к тому времени, как смутные годы закончились и воцарился порядок, Кирилл остался один. Пока бушевала война - он был нужен всем, но из тех людей, с кем он шел через огонь пожаров и воду затопленных тоннелей, до "нового" времени не дожил никто. А станцию в результате политических договоров заполучил оябун, с которым Кирилл долго и упорно воевал. Пришлось уходить.

С введением "четвертого правила" он стал невостребованным как боевая единица. Редкие конфликты решались в духе феодальной Японии - на мечах. Японцы странные люди: когда на Токио лег смертоносный радиоактивный пепел, многие бросились в музеи - спасать наследие предков. В основном - мечи. Не по аптекам за медикаментами, не в магазины за консервами - а за мечами, мать их налево. При таком раскладе гибель миллиона людей от голода, болезней и войны - уже не трагедия, а обычная железная закономерность.

И хотя у Кирилла тоже был меч - не милитаристская поделка "син-гунто" , а настоящая катана с возрастом лет в триста - он не умел им пользоваться. И, что куда хуже, японцы не желали признавать его своим.