Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита

— Чертовщина какая-то… — Так же шепотом ответил Скворцов: — Может, вся банда в коттедже хозяина?

Олег так не думал:

— Ну это же полная дурь.

— У бандитов свои примочки. — Проворчал Хорьков.

— Нет, здесь что-то не так. Не могу понять, что он задумал.

— Скоро поймем. — Заверил Сикворцов. Чтобы добраться до коттеджа Кащеева, надо было пересечь сильно освещенный участок. За домом темнела церковь и рубленный из бревен домик настоятеля. Там горел один фонарь, и светил он тускло. Олег, пригнувшись, перебежал к коттеджу первым. Шкурой ждал пули. Но выстрела не последовало. Полная тишина и никакой жизни. За окном одной из комнат бандита горел свет. Голенев постоял несколько секунд на крыльце, и дал знак товарищам. Они перебежали освещенный участок. Трое окружили дом, Степан встал рядом с Олегом на крыльце. Выждали несколько секунд, переглянулись. Голенев взялся за ручку двери и осторожно потянул на себя. Дверь бесшумно отворилась. Они вошли в темный холл. Хорьков нащупал на стене выключатель.

Голенев перехватил его руку. Он помнил расположение комнат и мог ориентироваться в темноте. К тому же уличные фонари через окна достаточно освещали помещение. Они проходили комнату за комнатой, и везде пусто. Свет, который Олег видел с улицы, горел в спальне. Голенев заглянул в нее и увидел широкую кровать с белоснежным бельем. Одеяло в крахмальном пододеяльнике оставалось приоткрытым, словно приглашая хозяина ко сну. Но его как раз в спальне не было. Скворцов и его бойцы сигналов не подавали, что означало отсутствие новостей и на улице. Олег и Хорьков осмотрели каждый закоулок. Степан даже обнаружил кнопку от потайной дверцы в кабинете Кащеева.

— Загляни сюда. — Шепнул он Олегу. Тот подошел и увидел арсенал бандита.

— Роту можно вооружить. — Прикинул Голенев, оглядывая винтовки и пистолеты. Оружие крепилось в специальных зажимах, и все зажимы, кроме одного, оказались занятыми.

— Похоже, он прихватил одну винтовочку. — Заметил Хорьков.

Больше им в доме делать было нечего. Из необработанных помещений на территории кооператива оставался только сруб священника и церковь. Афганцы двинули туда. Они все еще держались стен, но чувство опасности понемногу бойцов отпускало. Домик священника так же никто не запирал. Они осмотрели разбросанные коробки и пустой шкаф. Постель батюшки не отличалась чистотой и напоминала ложе бомжа. Тут было все ясно, человек собрал вещи и уехал. Голенев покинул домик и в сопровождении афганцев, зашагал к церкви. Перед входом, бойцы переглянулись. Входить в храм, даже бандитский, с автоматами на перевес им было неловко. Но Голенев приказал не расслабляться. Он отворил двери, они вошли и замерли. Царские врата освещал канделябр с тонкими восковыми свечами. Перед ним стояла совершенно голая Мака и, не мигая, смотрела на пришельцев. Голенев помнил, что подруга бандита предпочитает в доме одеждой не пользоваться но, увидев ее нагишом в церкви, растерялся. Хорьков чуть не выронил пистолет.

— Попроси своего друга выйти. Здесь кроме меня никого нет. — Попросила Мака грудным голосом. Голенев кивнул напарнику и тот, попятившись к двери, удалился. Мака продолжала, не мигая, рассматривать Олега: — Убери свою пушку, тут церковь.

Олег опустил пистолет, подумал, что голой женщине оружие спрятать негде, и засунул Макарова в карман:

— Что все это значит?

— Это значит, я тебя жду.

— Зачем?

— Есть разговор.

— О чем нам говорить?

— У нас много тем для беседы.

— Например?

— Например, тебе нужен Кащеев, я тебе его отдам.

— Почему я должен тебе верить?

— Поверишь. Еще у меня есть одна бумага, которую я намерена тебе продать за поллимона баксов.

— Я не покупаю ценных бумаг.

— Не купишь сейчас, заплатишь потом вдвое.

— Не надо меня пугать. Давай закончим с Кащеевым. Где он?

— Он в Москве.

— Что он там делает?

— От тебя прячется.

— А где его люди?

— Я их отпустила. Не хотела, чтобы эти козлы помешали нашему разговору.

— Что ты просишь за Кащея?

— Хочу, чтобы ты его убил.

— Зачем тебе это?

— Надоело быть его подстилкой. Слишком жадный парень.

— Говори адрес.

— Не так сразу. Я тебе не нравлюсь? Ты теперь без женщины, может, сначала поиграем?

— Ты спятила?

— Почему? Боженьку стесняешься? Так это он дал нам радость любви.

— Любви, но не свинства.

— Ты еще будешь морали мне читать? Дурак. Не хочешь, адрес не скажу.

— Сука ты. — Не выдержал Голенев.

— Лаяться в церкви грех. — Мака подошла к Олегу, расстегнула ему рубашку и стала гладить грудь: — Сколько у тебя шрамов… Ты и вправду крутой. — Ее рука скользнула ниже.

— Не здесь и не сейчас. — Отстранил ее Голенев: — Получу адрес, возможно, я тебя и навещу.

— Ладно, так и быть. Но у меня условие.

— Еще одно?

— Секс удовольствие. Я о деле.

— Выкладывай?

— Ты замочишь его так, чтобы об этом никто не знал. Труп найти не должны.

— Что же, мне его кремировать прикажешь?

— Техника не мое дело. Решай сам. Но Кащеев должен исчезнуть, раствориться, сгинуть.