На следующий день Чарльз вернулся к своему строгому чердачному уединению, опустил темные шторы на окнах лаборатории и, казалось, начал работать с каким-то металлом. Дверь он никому не отворял и упорно отказывался от еды. Около полудня послышался резкий звук, за которым последовал дикий вопль и грохот падения тела, но когда миссис Вард постучалась к сыну, тот слабым голосом ответил, что все в порядке. Отвратительная, ни на что не похожая вонь, выползавшая из-под двери, как он заверил перепуганную мать, явилась побочным продуктом химического опыта — но она совершенно безвредна и скоро выветрится сама собой, а пока придется потерпеть. Кроме того, пока ему необходимо побыть одному, но он непременно появится позже к обеду. И Чарльз сдержал свое слово под вечер, когда перестало слышаться странное шипение с чердака, — на вид потрепанный, явно вымотанный, он предстал перед глазами родителей и попросил никого не подходить к двери лаборатории. Так началась новая череда тайн — с того дня никому не разрешалось посещать ни его секретный химический полигон, ни примыкавшую к нему кладовую, которую Чарльз вычистил, наскоро обставил и пристроил к своим неприкосновенным личным владениям в качестве спальни. Здесь он жил с книгами, принесенными из библиотеки, покуда не приобрел отдельное жилье в Потаксете и не перевез туда все свое научное имущество.
В тот день Чарльз первым взял вечернюю газету — и тихонько изъял из нее один лист, якобы для того, чтобы обернуть прохудившийся тигель. Позже доктор Уиллет, установив дату по показаниям членов семьи, просмотрел целый выпуск в редакции — и обнаружил на забранной Вардом-младшим странице следующее небольшое сообщение: