Призрак в лунном свете

Сразу после того, как прозвучал громовой голос, вокруг на несколько мгновений воцарилась тьма, словно накатило затмение, хотя до заката оставался еще целый час. Потом в воздухе разлился новый запах, отличный от первого, но такой же странный и нестерпимый. Миссис Вард, в чьей душе страх боролся с беззаветной отвагой матери, переживающей за свое дитя, подошла к двери и постучала, но не получила ответа; фонтан безумных дикарских восклицаний — «

йеинг-нагх-йог-сотот-хи-лъгеб-фаи-тродог-аз!» — исступленно сыпался из-за двери. Миссис Вард попробовала снова — но тут раздался новый вопль, заставивший ее замереть в страхе, ибо на сей раз она узнала голос сына, который звучал одновременно с взрывами чьего-то дьявольского сардонического смеха

. Женщина лишилась чувств, хотя до сих пор не вольна объяснить, что именно послужило причиной обморока — память порой стирает травматичные воспоминания, даруя нам спасительное забвение.

Возвратившись из делового района в четверть седьмого, господин Вард, не застав жену в столовой, пошел справляться у слуг, что произошло, — и те, перепуганные вусмерть, сказали ему, что она, должно быть, где-то у чердачной двери, за которой сегодня шумело даже страшнее, чем в прежние дни. Немедленно поднявшись наверх, Вард обнаружил супругу лежащей на полу перед входом в лабораторию. Наскоро принеся стакан холодной воды, он плеснул его жене в лицо — и, к его вящему облегчению, та пришла в чувство, открыла глаза. Тут Варда-старшего самого пробила сильная дрожь, едва не повергшая в то же состояние, в котором только что пребывала его супруга, — из погруженной в кратковременную тишь лаборатории донесся разговор, приглушенно-напряженный. Разобрать слова не получалось, но интонаций было достаточно к тому, чтобы ужаснуться.

Конечно, Чарльз и раньше декламировал чудаковатые заклинания, но делал он это в одиночестве. Теперь же за дверью явно велся диалог — если не полагать, что хозяин лаборатории имитировал чужой голос. Один голос, вне всяких сомнений, ему и принадлежал, а второй звучал столь гулко и глухо, что едва ли у юноши вышло бы изобразить нечто подобное! Настолько чуждо и страшно отвечал этот незримый некто, что, если бы не вскрик вышедшей из забытья жены, расколовший оцепенение, Теодор Хауленд Вард больше не смог бы с гордостью утверждать, что ни разу в жизни не падал в обморок. Как бы то ни было, он схватил жену и помчался вниз прежде, чем та обратила внимание на испугавшие его голоса. Однако, как он ни торопился, все же до его ушей донеслись слова, чуть не повергшие его на колени. Крик миссис Вард был услышан за запертой дверью, и в ответ на него были произнесены вполне разбираемые слова — произнесены взволнованным голосом Чарльза, и отец, уловив в нем страх быть услышанным, без меры и беспричинно перепугался сам. А всего-то и было сказано:

— Тихо! Записывай!

За ужином чета Вардов, посовещавшись, приняла решение этим же вечером пригласить сына на серьезный разговор. Какую бы важность ни представляли его исследования, они наносили спокойному домашнему укладу слишком великий урон — лучше бы им прекратиться. Да и о здравомыслии Чарльза вставали закономерные вопросы — разве может всецело уравновешенный человек издавать такие крики и вести беседы незнамо с кем? Да, такому делу явно стоило положить конец — потому как иначе либо миссис Вард захворает, либо удерживать слуг от повального бегства из дома станет невозможно.