– Фрэнк несколько разочаровался в спиритизме, – сказала она с сомнением, подбирая слова. – Особенно когда столкнулся с деятельностью мистера Хьюма. Подмор опубликовал книгу «Призраки живущих», в которой описывается несколько экспериментов мистера Хьюма под строгим научным наблюдением. Однако чуть позже Фрэнк обвинил его в жульничестве и одурачивании наблюдателей. Впрочем, истинная подоплека кроется в пороках мистера Хьюма, а не в объективном мнении Подмора.
– Пороки? – повторил Уайльд, подавшись вперед. – Продолжайте. Мне всегда приятно слушать о людских недостатках, ведь своих у меня нет.
– Нет, я и так уже сказала слишком много, – запротестовала она, обмахиваясь сложенной программкой. – Все это слухи и сплетни.
Уайльд погладил руку Элеоноры и подобострастно взглянул на нее:
– Дорогая леди, взываю к вашей милости.
Она хихикнула и, ощутив поддержку, с глубоким вздохом произнесла:
– Дело в том, что мистер Хьюм бывает невоздержан, в особенности с дамами.
– Прекрасно, – замурлыкал Уайльд. – Будь у меня крылья, я бы сейчас зажужжал.
– Мистер Хьюм много лет путешествовал по континенту, останавливаясь погостить у богатых покровителей. В Париже его вызвали в Тюильри провести сеанс для Наполеона Третьего. Еще он выступал перед Софией, королевой Нидерландов. Ее, разумеется, покорило его могущество. Впрочем, как и остальных, – добавила она многозначительно.
– Думаю, нет ничего плохого в подарках, – возразил Конан Дойл, игнорируя клеветнические измышления.
– Как вы не понимаете! Мистер Хьюм живет за счет аристократов, членов королевских семей. Один скандал вокруг богатой вдовы миссис Лайонс чего стоит.
– Обожаю пикантные истории о богатых вдовах, – сказал Уайльд.
– Миссис Лайонс приняла Хьюма как родного сына.
– Как сына? – недоверчиво переспросил Конан Дойл. – Сколько же ей было лет? А ему?
– Разница в возрасте была незначительной. А вскоре выяснилось, что вдова дала мистеру Хьюму шестьдесят тысяч фунтов, якобы за возможность попасть в высшее общество. Своего обещания он не выполнил, и миссис Лайонс подала иск в суд ради возмещения денег. Дело было решено в ее пользу, вся сумма возвращена. Пресса пригвоздила мистера Хьюма к позорному столбу, а Фрэнк совершенно разочаровался в своем герое.
В эту минуту в комнате появился Дэниел Данглас Хьюм. Он разительно переменился с прошлого вечера, когда его, бледного как смерть, увели из зала. Выгнул спину, выпятил грудь, заложил большие пальцы за лацканы сюртука – то было явное позерство. Приметив чашу с пуншем, он прошелся по комнате с напыщенным видом петуха на птичьем дворе.
– Ах, извините, – промолвила вдруг миссис Сиджвик, – что-то в горле пересохло.
Она стремглав бросилась к столику с пуншем и чуть не налетела на Хьюма. Обменявшись с дамой любезностями, он наполнил ее бокал, и парочка переместилась на двухместный диванчик. Хьюм что-то говорил с улыбкой, а она, игриво жеманясь, гладила его по руке.
– Бог мой, – сказал Уайльд, – хотя мы и гиганты, я чувствую себя рогоносцем.
Конан Дойл хмыкнул:
– Кажется, миссис Сиджвик не устраивает компания мужа, и можно подумать, ей редко целуют руку.
– Судя по возрасту мужа, – заметил Уайльд, – ее губы еще более одиноки.
С боем старинных часов прибыла леди Тракстон, шурша черной вуалью. Конан Дойл сразу сник, когда Конт предложил ей стул и сел рядом. Словно того и дожидаясь, Генри Сиджвик призвал всех к вниманию и объявил об очередной встрече Общества психических исследований.
– На нашем утреннем заседании, – начал Сиджвик, – Фрэнк Подмор прочитает лекцию о животном магнетизме.
Он сделал знак молодому человеку, и тот встал посреди комнаты, рядом с президентом.
– Любопытно послушать, – шепнул Конан Дойл Уайльду.
Подмор мрачно разглядывал публику, нетерпеливо дожидаясь полной тишины. Откашлявшись, он произнес:
– Сегодня я расскажу о своей последней работе.
В дверь гостиной постучали, и появился мистер Гривз.
– Лорд Филипп Уэбб, – объявил он, поклонившись.
Вошел человек высокого роста, чересчур холеный, с короткими напомаженными волосами, расчесанными на прямой пробор. Скромные усики, навощенные и завитые, красовались под выдающимся носом с горбинкой, на которой уютно угнездилось пенсне с черным шнурком. Глядя на безупречно сшитый костюм в полоску, Конан Дойл чувствовал себя безнадежно устаревшим в удобном, но уже изрядно поношенном твиде.
– Пошив недурен, хотя… – прошептал Уайльд на ухо другу. – Ох! – Он поморщился. – Он не в своем уме! Кто же надевает черный костюм вместе с коричневыми сапогами и белыми гетрами?
Конан Дойл видел в госте аристократа до кончиков пальцев. И еще больше утвердился в этом мнении, когда тот заговорил.
– Приношу извинения за столь безнадежное опоздание, – произнес лорд Уэбб мелодичным басом. – Я приехал довольно поздно или, лучше сказать, рано утром. – Он выпучился из-за пенсне на присутствующих, заметил тщедушного Фрэнка Подмора и добавил: – Ах, кажется, я помешал.