Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

Кэнби достал для нас колоду карт из дальнего ящика, и мы втроем уселись за передний столик. Мур держал карты у груди и каждый раз перед сдачей смотрел, прищурившись, в потолок. Мы ограничили ставку двадцатью пятью центами, что уже достаточно высоко. Кэнби подсел и оставался у нашего стола, пока не начали приходить посетители. Тогда он опять занял свое место за стойкой, протирая ее и поглядывая на всех — первым разговор он никогда не заводил. Большинство пришедших были объездчики, все наши знакомые. Мне показалось, что они поглядывают на нас с Джилом как-то странно и внимательней обычного, а, может, я и ошибался. Входя, кто кивал, кто поднимал руку в знак приветствия, кто говорил «привет»! — все как всегда. Первым делом направлялись к стойке и выпивали одну-две порции виски. Затем несколько человек уселись за соседний столик играть в карты, а остальные устроились в ряд у стойки, опершись на нее локтями и сдвинув на затылок шляпы. Комната наполнилась глухим гулом басистых голосов. Разговор состоял главным образом из отрывистых коротких фраз и дружелюбной перебранки. Время от времени кто-нибудь закидывал голову, разражаясь громким хохотом, и осушал залпом свой стакан, прежде чем снова нагнуться над стойкой. Все было как всегда и в то же время подспудно чувствовалась какая-то разница. Хотя бы то, что никто, даже самые друзья-приятели не обзывали друг друга конокрадами, вымогателями, шулерами, старыми вралями и вообще избегали эпитетов, заключающих в себе моральные оценки.

Стали появляться и деревенские жители: старый Бартлет, который, собственно, был фермером, но имел тут дом. Владелец лавки Дэвис в сопровождении своего конторщика Джойса — высокого худого мальчишки с бледным прыщеватым лицом, с отвисшей губой, придававшей ему идиотский вид, и с огромными руками, которые он не знал куда девать. Пришел даже священник из единственной нашей церкви, Осгуд.

Правда, от выпивки он нарочито громко отказывался. Осгуд был баптист — лысый, с маленьким носиком и близко посаженными глазками; однако, сложен как борец. Говорил он очень уж восторженно и держался очень уж дружески, так что было в этом что-то фальшивое. Он расхаживал с важным видом среди посетителей, заложив одну руку с крепко сжатым кулаком за спину, — готовая статуя великого человека, погруженного в раздумье; другая рука нервно поигрывала брелоком, болтавшимся на тяжелой золотой цепочке часов. Я обратил внимание, что ребята избегают оставаться с ним наедине, при его приближении становятся или натянутыми, или чересчур развязными. Правда, пить и играть в карты они при этом не прекращали и охотно отвечали на его вопросы, однако упорно именовали его мистером Осгудом.

Бартлет подошел к столу и стал наблюдать за игрой. Это был глубокий старик высокого роста, усталый и сердитый на вид, лицо серое, нездоровое, кожа дряблая и обвисшая, даже нижние веки оттянулись вниз, обнаруживая красную, как у ищейки, изнанку. Он громко дышал через рот, непрестанно отдувая усы. На ногах сапоги, но одет в длинный черный сюртук, какие в наше время носили только старые люди, и плоское испанское сомбреро. Подошел и Джеф Фернли, Мур пригласил их обоих сесть с нами. У Фернли худое лицо покрыто кирпичным загаром, вихрастые светлые волосы, выцветшие глаза смотрят неприязненно, но жесткие губы всегда готовы улыбнуться. Он потер руки о свой рыже-пестрый жилет из коровьей кожи и сел. Наконец решился и Бартлет, медленно уселся за стол и, пошарив в кармане, достал сигару. Во время игры он сигару жевал, забывая затягиваться, так что при каждой сдаче ему приходилось заново ее раскуривать.

Осгуд стоял позади Мура и следил за нашей с Джилом игрой. Он не знал нас прежде, и по его внимательному оценивающему взгляду я с тоской понял, что он не преминет поработать над нашими душами. Такой уж он, этот Осгуд — для него не существовало понятий «вовремя» и «не вовремя». Вряд ли он займется нами прямо тут, но уходить надо будет на рысях.

А потом я начисто забыл про Осгуда — у меня появилась другая забота. Джил был уже здорово пьян — несколько раз я видел, как он зажмуривает один глаз, чтобы рассмотреть как следует свои карты, — однако, ему жутко везло. Я знал, он не мошенничает, ни в коем случае.