Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

Ну что же, еще, что ли выпить? — сказал щвед. — А вы не хотите?

Нет, спасибо. Я не пью, — ответил бармен. Потом вдруг спросил: — Что это у вас с лицом? Разбились?

Швед тут же расхвастался:

— Нет, в драке. Я в этом «Паласе», у Скалли, одного молодчика чуть на тот свет не отправил.

Четверо за столом наконец-то проявили интерес к их разговору.

Кого это? — спросил один из них.

Джонни Скалли, — выпалил швед. — Хозяйского сынка. Он теперь недели две не очухается. Здорово я его отделал. Он подняться не мог. На руках в дом внесли. Выпьем?

Словно невидимая стена мгновенно выросла между ним и теми четырьмя.

— Нет, спасибо, — сказал один из них.

Компания эта была весьма любопытна по своему составу. Двое крупных местных торговцев, окружной прокурор и профессиональный шулер из тех, что именуются «честными». Впрочем, наблюдая за ними со стороны, никто не смог бы отличить тут шулера от людей более почтенных профессий. В хорошем обществе он держался так деликатно, при выборе жертв проявлял такое здравомыслие, что мужская часть населения Ромпера восхищалась им и оказывала ему всяческое доверие. Его называли джентльменом. Чувство страха и презрения, которое обычно питают к этого рода деятельности, несомненно служило причиной того, что он считал нужным так выделяться своим спокойным достоинством на фоне спокойного достоинства разных шапочников, маркеров и приказчиков. Если не считать какого-нибудь случайно подвернувшегося простофили из приезжих, этот шулер охотился только на бесшабашных пожилых фермеров, когда они, собраз хороший урожай, появлялись в городе с горделивым и самонадеянным видом, который свойствен непроходимым глупцам. До именитых граждан Ромпера время от времени доходили слухи о том, что одного-другого фермера обчистили до нитки, но они лишь презрительно посмеивались над очередной овечкой, и если вспоминали о волке, то с чувством гордости, ибо им было известно, что он не посмеет посягнуть на их мудрость и отвагу. Кроме того, у шулера была законная жена и двое законных детей, которые жили со своим примерным супругом и отцом в хорошеньком загородном коттедже. Это обстоятельство пользовалось широкой известностью и стоило кому-нибудь хотя бы вскользь, намеком коснуться некоторых несообразностей в моральном облике этого человека, как остальные дружным хором начинали восхвалять его семейный очаг. И тогда те, кто сами были примерными отцами семейств, и те, кто не отличался такой добродетелью, шли на попятный и соглашались, что толковать тут больше не о чем.

Когда же общество подвергало шулера каким-нибудь ограничениям, — как, например, в новом клубе «Головастик», заправилы которого не только отвергли его кандидатуру, но запретили ему даже показываться в стенах этого учреждения, — безропотность и скромность, проявляемая им в таких случаях, разоружала многих из числа его врагов, а в сторонниках распаляла совершенно фанатическую преданность. Шулер проводил строгое различие между собой и любым почтенным гражданином Ромпера, и это делалось столь неукоснительно и с такой откровенностью, что, по сути дела, его отношение к ним было не чем иным, как непрерывным широковещательным комплиментом.

Важно также отметить самое существенное в том положении, которое он занимал в Ромпере. Факты с неопровержимостью доказывали, что в делах, выходящих за пределы его ремесла, в отношениях, неизменно складывающихся между людьми, этот прожженный шулер проявлял величайшее великодушие, величайшую справедливость и нравственность, и случись ему тягаться со своими согражданами в вопросах морали, он посрамил бы девять десятых из них.

И вот сейчас он сидел в салуне за одним столиком с двумя крупными местными торговцами и окружным прокурором.

Швед стакан за стаканом пил неразбавлевное виски и все приставал к бармену, чтобы тот принял участие в его возлияниях.

Ну, выпьем! Что же вы? Ну, хоть рюмочку. Надо же мне отпраздновать свою победу, черт возьми! Как я его отлупил! Джентльмены! — крикнул он, обращаясь

к сидевшим за столиком. — Выпьем, джентльмены?

Ш-ш! — сказал бармен.

Четверо мужчин хоть и прислушивались к тому, что происходило у стойки, но делали вид, будто заняты разговором. Теперь один из них поднял глаза на шведа и коротко сказал:

— Спасибо. Не хотим.

Услышав это, швед по-петушиному выпятил грудь.

— Ах, вот как! — взорвался он. — Не желают составить мне компанию в этом городе? Вот как? Ну, ладно!

— Ш-ш! — сказал бармен.

— Вы мне рта не затыкайте! — огрызнулся швед. — Не на таковского напали. Я — джентльмен и хочу, что бы со мной выпили. Хочу, чтобы вот они со мной выпили. Сейчас, сию минуту. Понятно? — Он постучал по стойке костяшками пальцев.

За долгие годы, проведенные у стойки, бармен привык ко всему. Он только нахмурился.

Я не глухой.

Ах, не глухой? — не унимался швед. — Ну, тем лучше. Видите этих людей? Они со мной выпьют. Запомните мои слова. А теперь глядите, что будет.

Эй!крикнул бармен. — Стойте! Нельзя так!

Почему нельзя? — спросил швед. Гордым шагом он подошел к столику и, протянув руку, положил ее на плечо шулеру — первому, кто подвернулся. — Ну, что же