Призраки не тонут

Уют внезапно покинул кафе. Слишком громкие голоса, колокольчик входной двери. Не смерч ли это вот-вот уничтожит хрупкий комфорт? Цокот приближающихся каблуков, сладковатый аромат парфюма и звякнувший мобильный телефон. Люди во «Фрагате» в основном каста туристов, сорящих деньгами и пафосом. Но вошедшие были явно из другого теста. Иные. Опасные. Совершенно неделикатные негодяи. Новые посетители, не особо заботясь о приличии, заняли место прямо позади Элоя, шумно обсуждая что-то. Кажется, они спорили или ругались, но не подслушать было сложно и Элой, найдя карандаш, вернулся к своему незаконченному фонарю.

– Прекрати, дорогой, в твоем-то возрасте и так нервничать? Ты же себя раньше срока в могилу загонишь, – мелодичный и немного низкий женский голос, заставил Элоя резко отложить свой набросок.

– Не нервничать?! Ты устраиваешь невесть что, плетешь интриги и рушишь судьбы, и хочешь, чтобы я был спокоен? Что стало с Айелет, которую я знал три месяца назад? Где она?! Ах да! Она никуда и не уходила, просто до этого все, что ты делала и как поступала, говорило о том, что это игра! Искусная, да, но все же игра. Но, оказалось, ты всегда была собой! А я тебя придумывал! – спутник женщины и, судя по голосу, не молодой, был явно зол и даже не пытался вести себя тише, – И почему нельзя было сменить это чертово платье? На нас постоянно пялятся, а, учитывая обстоятельства, добиваться внимания мы не вправе!

– Да, все верно, я была честна и теперь получаю по заслугам, – послышался щелчок зажигалки, – а мое платье тебя не касается, как и то, во что вляпалась. Я дала себе слово и держу его. Это расплата за все, что у меня отняли, а ты, дорогой друг, не герой. Всего лишь инструмент. Прости, но я снова не лгу.

– Я спас тебя… и так ты мне отплатила? Подлая и лживая натура. У вас это семейное похоже, – мужчина произнес это, понизив голос, но не на столько, чтобы Элой его не услышал.

– Грубо, неоригинально, в этом весь ты. Трогаешь мою семью? Ты и мизинца моей матери не стоишь. Всегда был и будешь проходимцем, который только и может, что судить по себе. Знаешь, а не свалить ли тебе, Луис, в закат, или на яхту, не помню, что ты там обещал устроить. Я устала от тебя. Очень устала, – безапелляционный тон звучал как немой удар.

– Устала от меня?! От того, кто спас тебя от клетки, сломал тебе жизнь, подарив свободу?! Хорошо, а как же человек, который полюбил тебя и доверился? А ведь я сейчас говорю не о себе!

– Она сумеет позаботиться о себе, и не моя вина, что ты приставил ее шпионить за мной.

– Вот как… Нужно было оставить тебя посреди каминного зала – напуганную, растерянную и жалкую. Хорошо, девочка, теперь ты будешь одна! Признайся, далеко тебя такой путь не заведет! А меня ты больше не увидишь. Обещаю!

– Убирайся! – вскричала женщина. Похоже, слова мужчины все-таки задели грубиянку за живое, – Я сильнее, чем ты думаешь! Сильнее! Слышишь?! Теперь я знаю правду! И мне не страшно! Понял меня?! Ты… не нужна мне твоя свобода и яхта, полная надежд! Проваливай…

Постаравшись абстрагироваться, Элой перевернул страницу с незаконченным фонарем и начал рисовать. Наваждение на фоне урагана. И когда скандал позади набрал силу, он, казалось, слился с ним воедино. Но слышал Элой только ее. Этот злой, пропитанный ненавистью и презрением голос вел его, вводил в состояние гипноза. Странное чувство, словно на автопилоте, рука сама выводила плавные линии лица молодой женщины. Ее глаза: большие карие, подведенные темным карандашом, ее нос с легкой горбинкой, пожалуй, слегка хищный; придающий пикантности маленький рот, с полной нижней губой, кучерявые черные волосы до плеч и едва заметный шрам на шее, как от пореза. Голос позади диктовал, как будет выглядеть то, что создавалось рукой художника, лишенного воли, лишенного фантазии. Еще немного и Элою почудилось бы, что рисунок вот-вот оживет. Такими его работы не получались никогда. Непередаваемая естественность во всем своем великолепии. Захотелось плакать. Ему показалось, что в глубине рисунка, словно через замочную скважину, он видит душу героини, которую только что придумал. Подобно обжигающей сфере, она освещала портрет изнутри.

В чувство художника привел резкий звук, словно в стену позади него что-то бросили, и это что-то, отскочив, скатилось на диванчик Элоя. Мобильный телефон не пострадал, в отличие от самолюбия того, в кого его швырнули. Спустя пару мгновений, мужчина встал из-за стола и быстрым шагом пошел к выходу, и вскоре все стихло. Наступила тишина, в течение которой лишь остывший кофе ждал развязки.

– Прощай, дорогой рыцарь. Ох. Быстро же ты сдался, – пробормотала женщина по имени Айелет.