Призраки проshлого (СИ)

- Даже не сомневаюсь, что не остановишься. Но потом мы будем долго и нудно ругаться, и в итоге я сбегу, и буду дуться на тебя, и обижаться, и вообще, у меня жених есть, почти… Из-за тебя, между прочим.

- Вот не надо сейчас про жениха.

- В Арвитан отпустишь?

- О боги, женщина, я тут собираюсь нарушить все свои клятвы и практически убить нас обоих, а ты…

- А я хочу в Арвитан.

- Р-р-р! Ладно, будет тебе Арвитан, довольна?

- Да, вот теперь можешь приступать, - выдала я и похлопала моего зверя по плечу, а тот так обиженно на меня посмотрел, словно вместо вожделенного куска мяса я ему кость подсунула.

- Чувствую себя… непонятно кем.

- А я чувствую себя расчудесно, только запал как-то спадать начал. Может, ты меня уже поцелуешь, а?

Инар долго на меня смотрел, как на чудовище, но любимое чудовище, а потом продолжил с того момента, с которого мы, собственно начали. И КАКИЕ это были моменты. Я думала, рассыплюсь миллиардами солнечных осколков прямо там. Его ЭТО… ну, я знаю, что это. Это источник такого наслаждения, о котором я даже и знать не знала, и ведать не ведала. Когда у нас все это… случилось, мир вдруг раскололся, не, не от боли, я даже не знаю. Словно я тоже раскололась, и он проник в меня, весь, целиком, а я проникла в него. И больно мне стало не от его этого, а от чувств, которые он в себе хранил и так тщательно прятал. Их было так много, так много боли… что мне вдруг захотелось самой лично отправиться в пещеры Матери и запереться там на всю жизнь. Я даже не думала, что мой любимый мужчина так сильно страдает, без меня, от меня, из-за меня. А еще вдруг страшно стало, что если уйду, теперь, то боли прибавиться в разы. И как же тогда мы будем жить?

- Не плачь, прошу. Я сделал больно? – замер он. Больно? Разве его проникновение – это боль? Вот то, что внутри – это да, это боль, настоящая страшная и беспросветная, от которой нет спасения. Только я. И даже со мной оставался изрядный кусок боли, который я не в силах была отодрать. Там жил страх, там жила слабость, проигранная война, и море вины, которую он непременно почувствует потом. Не сдержался, не смог, не устоял. Ведь столько лет боролся, и не смог, но его внутренний зверь сейчас ликовал, ведь он получил свою законную добычу, свою маленькую, любимую и такую желанную девочку, он получил свою Клем, и все случилось именно так, как он себе представлял и даже лучше.

* * *

- У-у-у. Так и знала, что ты закроешься.

- Прости меня, - в глубоком раскаянии выдало мое чудо чудное.

- А давай ты себя потом поедом поешь, а сейчас поешь меня. Тьфу, пошлятина получилась.

Зато Инар рассмеялся. Никогда его таким счастливым и несчастным одновременно не видела. И не слышала. У него в мозгах теперь черти что творится, а с этой связью и этим… тем самым… в общем, в моей голове стали возникать нежданно-негаданно его мысли. Приятные и не очень. Много обо мне, еще больше о том, какой он подонок, опять обо мне, и о том, что я сладкая, и напоминаю гиганстское мороженное.

- Что? Какое еще мороженое?

- А? Что? Причем здесь мороженное?

- Ты думаешь, что я мороженое.

На этой фразе он застыл. Долго памятник самому себе изображал, а потом разочарованно откинулся вместе со мной на спину многострадального дракона и прижался лбом к моему лбу.

«Почему ты меня слышишь, а я тебя нет?»

- А ты хотел? – распахнула я глаза.

«Безумно».

- Зачем?

- Чтобы знать, все о тебе, - с трудом проговорил он, тщательно подбирая слова, а вот мысли сказали другое:

«Чтобы знать, контролировать, любить, и чувствовать, что любишь, что не уйдешь, что нет в мыслях другого, других, жениха этого, парнасца, Эвена…

- Эй! А Эвен то здесь причем?

- Я все еще помню тебя и полотенце.

- Тьфу. Я люблю тебя, дурак.

«Раньше не любила».

- Ну да, конечно. Между прочим, ты вот не знаешь, а когда-то мастер Крейм нас с Тей опоил приворотным зельем. И я целую оду накатала, о темных мерцающих глазах в которых живет пожар, о волосах, и губах, об украденном поцелуе что-то было и почему-то о цветах, непременно полевых и редких, которые ты мне под окна приносишь, а еще о серенадах. Вот.

- Романтично.

- Ага. Я ее сожгла, чтобы не позориться. А потом случилось это… с Флеморами и…

- Я их убью. Собственными руками.

- Не надо руками. Они у тебя чудесные. И ты меня ими любишь. Не надо их марать, ни о кого.

- Люблю руками? – выгнул он бровь.

- И руками, - согласилась я, целуя его руки, - и губами, - продолжила, целуя губы, и этим самым. Не, целовать это самое я не стала, не настолько еще распущенная. Может, когда-нибудь, когда постарше стану, опыта там поднаберусь всякого. Если что, Инар просветит, как там надо целовать, и куда.

- О чем задумалась, котенок?

- Об этом самом, - тут же рассекретилась я.

- О чем?

- Ну, об этом.

- Ах, об этом? И что ты об ЭТОМ думала?

- Целовать это или не целовать.

- Что?

- Ты что глухой? Целовать, говорю, или не целовать?

- Прямо сейчас?

- Нет, через год, - разобиделась я. – Ты же меня там целовал.