Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)

Я доложил о поразительной инертности графа в моем отношении и о том, что, в принципе, на него теперь есть компромат. Он допускал существование казино по личным мотивам. Я не знал, можно ли на него "давить" чрез его дочь и внуков и прочее... Но я обо всем доложил фон Спренгтпортену.

Как это ни странно, - я тогда и не знал, что Фуше со мной - одной Крови. И именно поэтому он меня так жалеет. Но об этом, как выяснилось, знал сам фон Спренгтпортен. Но он мне ничего не сказал, сознавая что меня ждут допросы и, может быть - пытки.

Забегая вперед, доложу, что наши люди "работали" потом "по Фуше" и в самый сложный момент - посреди 1812 года граф Фуше нам немало помог в организации "мятежа генерала Мале", после коего моральный дух армии якобинцев в России стал отрицательным. Но все сие - не мои тайны, - в "мятеж" замешаны весьма многие и я не смею углубляться в эти подробности.

Как бы там ни было, - Фуше с Талейраном по сей день числятся во всех разведках "на мой счет" и мне сие - отчасти приятно. Знаешь хотя бы, что работал недаром...

Французы тем временем кончили с австрияками при Ваграме. Средь австриячек, наводнивших Париж в свите новой Императрицы, оказалось немало "штучек" и я целиком захватился интрижкой с женой их посла. Она была немкой с мадьярскою Кровью, так что мы с ней друг друга поняли в темпе чардаша.

Австриячка была в самом соку, но ее окружение просто выводило меня из себя. Особо донимал брат моей пассии - князь Эстерхази. Он открыто ревновал к сестре и на каждом шагу говорил гадости.

И вот - однажды я узнаю, что из Австрии прибыл вестовой с диспозицией австрийских войск для войны с Россией. Эти бумаги должны были получить "добро" Бонапарта. Когда моя пассия сообщила сие, она даже пристально заглянула в мои глаза, но я только крепче поцеловал ее и, потянувшись всем телом, спросил:

- "Какое это имеет значение?"

- "Мой муж сказал мне, что ты - шпион. Он говорит, что ты лишь ради этого спишь со мной", - у княгини были рыжие волосы, сходные по цвету с мехом лисы и я любил скручивать их в колечки. Они были так густы и прекрасны, что простыней рассыпались подо мной, стоило нам оказаться наедине. Как у всех рыженьких, у нее были мелкие конопушки и она их стеснялась, припудривая, а мне - нравилось.

Это был ее второй брак. Первого мужа княгини убило при Вене в 1805 году и больше всего она любила гладить рукой мои шрамы, полученные в ту кампанию.

В день смерти ее первого мужа двое офицеров победительной армии "воспользовались" ее телом, а потом еще пару месяцев передавали друг другу с рук на руки. Судьба красивых женщин в покоренных столицах не может не быть ужасной.

Теперь княгиня делала все, чтоб жизнь ее нового благоверного стала адом. А развестись он не мог, да и - не хотел. Женитьба сделала его послом во Франции...

Женщины - странные существа.

Я помню, как тогда обнял княгиню, поцеловал и шепнул:

- "Я - лив и русские мне не указ. Я с тобой лишь ради тебя, Счастье мое... Я - Люблю тебя!" - и прелестная австриячка немедля растаяла. Как теплый воск.

Уже ночью, когда милая закрыла глаза, я вылез из алькова, оделся в мой новый наряд, - темный мундир с мягкими сапогами на тонкой кожаной подметке без шпор, вложил в ножны "Жозефину", проверил на месте ль отмычки, выкованные мне Петером, и вышел из спальни.

Было очень темно, но я нарочно часто ходил по посольству с завязанными глазами, - иной раз мы играли с княгинею в жмурки, другой - я делал вид, что дурачусь...

Я болен - "ливонскою слепотой" и это страшно мешает в работе ночью. С другой стороны противники знали, что я ночью слепну и потому - почти не следили за мной в темноте. Они и взять в голову не могли, что я за время ухаживаний выучил расположение комнат - на ощупь и теперь могу пройти по посольству с завязанными глазами.

Они об этом не знали. Но приготовили иную ловушку.

Петеровы отмычки всегда открывали нужную дверь и я оказался в нужном мне кабинете. Замок пошел очень легко, но стоило мне взяться за ручку сейфа, как где-то звякнул звонок. От дверцы через заднюю стенку был натянут тонкий шнур, ведший в дежурку. Посольство мигом обратилось в перепуганный муравейник, а в дверь кабинета замолотили прикладами.

Я понял, что все кончено и, растворив окно (оно было высоко над землей и потому без решеток), выпрыгнул в темноту.

По сей день не знаю, - как я тогда смог - совершенно вслепую выпрыгнуть в темноту. Наверно, я был в состояньи аффекта, ибо сегодня ни за что не повторил бы сей подвиг!

Чудом я попал точно на ноги, ничего не сломав. Точнехонько промеж трех дюжих охранников в сопровождении моего заклятого врага - князя Эстерхази.

Я давал слово сестре, что не дам нашей маленькой вырасти без отца и обещал сдать свою шпагу первому же жандарму, ежели что. Клянусь, ежели бы я видел, - кто меня окружает, я дал бы себя арестовать и увести в караульное. Но тут свет фонарей сразу же ослепил меня и я попросту отмахнулся от ближайшего факела.