Михаил Александрович умел так «подать» скучный анатомический материал, что слушатели невольно начинали совсем другими глазами смотреть на топографическую анатомию и оперативную хирургию. Нередко при препарировании трупа, видя, что студент потерял ориентировку в тканях, Бубнов брал пинцет или скальпель и одним движением бранши находил нужное анатомическое образование — сосуд или нерв. Это приводило студентов в восторг. Он так знал свой предмет, словно видел человеческое тело насквозь. Впоследствии Бубнов по праву занял ведущее положение среди преподавателей факультетской хирургической клиники.
Мы подружились с Михаилом Александровичем и стали вместе работать над определением углеводного обмена при новокаиновой блокаде по Вишневскому. Эксперименты проводили на кошках, которых поставляли нам ребята соседних дворов. Кошек мы держали в подвале, там же кормили их и сами убирали помещение. Одно время у нас скопилось около ста кошек; одних готовили к операции, другие выздоравливали после нее.
Экспериментировать на кошках мы были вынуждены потому, что других животных тогда было трудно достать. Бывало и так: жители соседних домов, обнаружив пропажу кошки, приходили к нам и в довольно бурных тонах выражали все, что они о нас думают. Приходилось прекращать опыт и возвращать животных владельцам.
Когда опыты были закончены, решили написать о своих наблюдениях статью в журнал. Сидим день, два, и — ни с места! Не получается начало, никак не можем сформулировать исходные позиции… Нервничаем, сердимся друг на друга. Наконец решили пойти за советом к профессору В. В. Лебеденко, заместителю Н. Н. Бурденко. Раньше он работал на этой кафедре и был в курсе наших экспериментов. Лебеденко выслушал нас, попросил показать полученные данные, кривые содержания сахара в крови, а затем стал расспрашивать, что думаем мы сами по поводу тех или иных своих наблюдений. Делал он это неспроста. Когда наш долгий разговор подходил к концу, мы вдруг почувствовали контуры будущей статьи. Оставалось только сесть и написать ее, что мы и сделали в ближайшие же дни. Наша первая научная работа была доложена на кафедральной конференции и опубликована в 1935 году в журнале «Хирургия».
…Карамышенская больница, которая обслуживала рабочих и служащих строящегося канала Волга — Москва, размещалась в районе Серебряного бора в одноэтажном здании барачного типа. В хирургическое отделение доставляли больных с острым аппендицитом, прободной язвой, непроходимостью кишок, острым холециститом, а также с производственными травмами.
Заведовал хирургическим отделением П. Н. Обросов, а я числился его заместителем. Хирургической работы всегда было много, операции делались круглосуточно. Представлялась возможность, так сказать, «набить руку», овладеть техникой в самых различных областях хирургии, в том числе и умением обрабатывать производственные травмы — вправлять вывихи, лечить переломы костей и т. д.
Когда в отделении задерживался Павел Николаевич, все вопросы решались легко и просто. Он часто помогал нам, учил технике выполнения сложных операций — удаления желудка, желчного пузыря, ампутации конечностей.
Чувство ответственности за жизнь человека заставляло быть всегда предельно собранным и аккуратным, постепенно вырабатывались необходимые для работы хирурга твердость, уверенность, спокойствие.
У нас в отделении нередко лежали уголовники, отбывавшие на строительстве канала срок наказания. Люди это были своеобразные, трудные, требовали особого подхода. Лечил их так же, как и вольнонаемных, никаких различий не делал. Они это ценили и охотно помогали в уборке палат, дежурили в приемном покое и в операционном блоке. И все-таки один старый фельдшер советовал мне в отношениях с ними «держать ухо востро».
Однажды перед обходом палат фельдшер подошел ко мне и таинственно сказал:
— Что-то не нравится мне тут один. Будьте поосторожнее, как бы не обчистили…
Я пожал плечами, но некоторые меры все-таки принял: часы и деньги убрал во внутренние карманы пиджака, портсигар, зажигалку также спрятал надежно. Надев поверх костюма халат, завязав его сзади тесемками и перетянув поясом, направился в палату.
Больные, как всегда перед обходом, лежали на своих местах, укрывшись одеялами. На крайней койке лежал больной, оперированный накануне по поводу острого аппендицита. Расспросил его как обычно, пощупал пульс. Потом подошел к другому больному, к третьему. Задаю вопросы, слушаю грудную клетку, прошу снять рубашку и показать живот… Рядом со мной стоит сестра и записывает назначения. Тут же врач терапевтического отделения. Нет никаких признаков, что предупреждение фельдшера оправдается.
Наконец обход закончен; прощаюсь с больными, желаю им быстрее поправиться. И вдруг один из них, блестя в улыбке «фиксой» — металлическим зубом, говорит:
— Минутку, доктор, вы забыли у нас в палате свои личные вещи…
И протягивает мне все то, что я так тщательно спрятал, вплоть до денег, портсигара и зажигалки! Мы остолбенели от удивления.
— Когда это вы успели?!
— Секрет прежней профессии, доктор! Вспомнил, чтобы вас повеселить.